Собрание сочинений в 9 тт. Том 1

Глаза у Пехтуры стали, как у змеи.

— Ну-ка, выпей! Хочешь, чтоб мы вызвали кондуктора и пожаловались, что ты у нас отнимаешь виски?

Тот сразу отдал ему бутылку, а он обернулся к другому штатскому:

— Чего это он чудит, а?

— Не надо, не надо! — сказал Шлюсс. — Слушайте, ребята, вы пейте, а мы за вами присмотрим.

Молчаливый штатский добавил:

— Как родные братья.

И Пехтура сказал:

— Они думают, что мы хотим их отравить. Они, кажется, решили, что мы — немецкие шпионы.

— Да что вы, что вы! Я военных уважаю, как родную мать!

— Раз так — давай выпьем!

Шлюсс хлебнул из бутылки, передал ее второму. Тот тоже выпил, оба страшно вспотели.

— А он ничего не будет пить? — спросил молчаливый штатский, и Пехтура сочувственно посмотрел на второго солдата.

— Увы, мой бедный Хэнк! — вздохнул он. — Мой бедный друг, боюсь, что он окончательно погиб. Конец нашей долгой дружбе, господа.

Курсант Лоу пробормотал:

— Да, конечно! — Он ясно видел перед собой двух Хэнков.

А Пехтура продолжал:

— Взгляните на это доброе мужественное лицо. Мы вместе росли, вместе собирали цветики на цветущих лугах, мы с ним прославили батальон погонщиков мулов, мы с ним разорили Францию. И вот — взгляните, чем он стал! Хэнк! Неужто ты не узнаешь, чей это голос рыдает, неужели не чувствуешь нежную дружескую руку на своем лбу? Прошу вас, генерал, — он обернулся к курсанту Лоу, — будьте добры, позаботьтесь о его прахе. Я отряжу этих добрых незнакомцев в первую же кожевенную мастерскую, пусть закажут шлею для мулов, всю из цветов шиповника, а инициалы из незабудок.

Шлюсс, со слезами на глазах, попытался обнять Пехтуру.

— Будет, будет, смерть еще не разлука. Бодрись, друг. Выпей глоток, сразу станет легче.

— Что верно, то верно, — сказал тот. — Все-таки у тебя доброе сердце, братец. А ну, подымайся по сигналу, ребята!

Шлюсс вытер ему лицо грязным, но надушенным платком, и они снова выпили. В розовом свете алкоголя и заката плыл мимо Нью-Йорк; поезд подошел к Буффало, и снова, горя огнем, они увидали вокзал. Бедный Хэнк уже мирно спал, склонясь на плевательницу.

Курсант Лоу и его сосед, похолодев от предчувствия, встали и подняли своих спутников. Шлюсс выразил некоторое нежелание выходить. Он сказал, не может быть, это не Буффало, в Буффало он бывал сто раз. Приятели держали его на весу и уверяли, что это оно самое и есть, а кондуктор, сердито взглянув на них, исчез. Лоу и Пехтура надели фуражки и вывели штатских в коридор.

— Слава Богу, что мой сын был слишком молод, чтоб попасть в солдаты, — сказала какая-то женщина, с трудом протискиваясь мимо них, а Лоу спросил Пехтуру:

— Слушай, а что с ним будет?

— С кем? — опросил тот, поддерживая Шлюсса.

— С тем, что остался. — И Лоу показал на спящего.

— А, с ним! Да бери его себе, если хочешь.

— Как, разве он не с тобой ехал?

На станции было шумно и дымно. За окнами спешили и суетились пассажиры и носильщики, и, двигаясь по коридору, Пехтура ответил:

— Кой черт, я его никогда в жизни не видел. Пусть проводник его выметет с мусором или оставит, пусть делает с ним что хочет.

Они наполовину тащили, наполовину несли обоих штатских, и хитрый, как черт, Пехтура провел их вдоль всего поезда и вывел через общий вагон. На перроне Шлюсс обнял его за шею.

— Слуш-шьте, братцы, — сказал он проникновенно, — фам-м-милю м-мою вы знаете, адрес знаете. Слуш-шьте, я в-вам докажу — Америка ценит ваш-ш подвиг. Наш флаг, развевайся на море и на су-у-ше! Слушьте, все, что мое — ваше, ничего не жаль для солдата! Солдат ты или не солдат — это б-без-з-раз-з-лично, я с тобой на все сто п-п-процентов. Я т-т-тебя люблю, ч-ч-честью клянусь!

— Верю! — сказал Пехтура, поддерживая его. Потом, увидев полисмена, повел своего спутника к нему.

За ним побрел Лоу, ведя второго, молчаливого, пассажира.

— Стой крепче, слышишь? — прошипел он ему, но у того глаза вдруг наполнились неизъяснимой грустью, как у больного пса. — Ладно, иди как можешь, — смягчившись, сказал Лоу, а Пехтура уже стоял перед полицейским и говорил ему:

— Ищете двух пьяных, сержант? Вот эти двое житья не давали всему поезду. Неужто нельзя дать солдатам спокойно ехать? То им сержанты житья не дают, то пьяные.

— Посмотрел бы я на того, кто рискнет тронуть солдата, — заметил полисмен. — Ну-ка, проходи!

— Да ведь это же опасные люди. Зачем вам жалованье платят, если вы не можете навести порядок?

— Сказано вам — проходите. В участок захотел, что ли?

— Вы делаете ошибку, сержант. Это же те, кого вы ищете.

Полисмен переспросил:

— Ищете? — и внимательно посмотрел на Пехтуру.

— Конечно. Разве вы не получили нашу телеграмму? Мы телеграфировали, чтоб вы встречали поезд.

— А-а, так это те, психи? А где тот, которого они пытались убить?

— Ну да, именно психи. Разве нормальный человек дойдет до такого состояния?

Полисмен посмотрел на всех четверых скучающим взглядом.

— Ладно, проходи. Все вы пьяны, как стелька. Проходите, иначе всех заберу.

— Прекрасно. Забирайте. Придется идти в участок, если нельзя иначе избавиться от этих психов.

— А где старший кондуктор поезда?

— Он с доктором перевязывает раненого.