Он встал, осторожно, ломко, и, двигаясь с напряженной четкостью, принес графин и стаканы. Она пододвинула поближе маленький столик, и Гиллиген приготовил питье. Выпив, она поставила стакан. Он дал ей закурить.
— Гнусная штука — жизнь, Джо.
— Что верно, то верно. И смерть — еще не самое страшное.
— Смерть?
— Я про него. Беда в том, что он-то помрет не вовремя.
— Не вовремя?
Гиллиген выпил глоток.
— Я про него все узнал, понятно? Дома у него — девушка; их обручили родные еще детьми, перед самой войной. А знаете, что она сделает, когда увидит его лицо? — спросил он, уставясь на нее. Наконец-то оба её лица слились в одно, волосы стали черными. Рот — словно рана…
— Нет, нет, Джо, не может этого быть. — Она села. Одеяло соскользнуло с ее плеч, она закуталась еще плотнее, пристально вглядываясь в него.
Усилием воли Гиллиген разорвал круг водимых предметов и сказал:
— Вы себя не уговаривайте. Видел я ее фотографию. И последнее письмо к нему читал.
— Он сам вам показал? — спросила она сразу.
— Это все равно. Видел — и баста.
— Джо! Неужели вы рылись в его вещах?
— А, черт! Мы же хотим ему помочь, и я и вы, мэм! Ну, ладно, сделал то, что по светским заповедям не положено, но сами знаете, ведь я могу ему помочь, черт меня дери, только не надо на себя запреты накладывать. А если я вижу, что так надо, так мне никакие запреты не помеха.
Она смотрела на него, и он заторопился:
— Понимаете, мы с вами знаем, как ему помочь, но если вам постоянно будут стоять поперек дороги всякие правила — того джентльмену нельзя, этого нельзя, — так вы ему ничем не поможете. Вам понятно?
— Но почему вы так уверены, что она от него откажется?
— Я же вам говорю, прочитал ее письмо: вся эта дурацкая чушь про рыцарей воздуха, про романтику боя, — нет, про это даже слезливые толстухи думать забывают, когда шумиха кончается и все эти мундиры и раненые не только выходят из моды, но просто надоедают.
— Но откуда у вас такая уверенность? Ведь вы ее даже не видели.
— Видел, на фотографии: этакая хорошенькая вертушка, волосы пышные. Как раз такая невеста, как ему полагается.
— Почем вы знаете, что все так и осталось? Может быть, она давно забыла его. А он, наверно, ее и не помнит.
— Нев том дело. Если не помнит — хорошо. А вдруг он всех узнает, всех своих родных. Тогда ему, вероятно, захочется поверить, что в его жизни еще не все пошло кувырком.
Они помолчали, потом Гиллиген сказал:
— Мне бы с ним раньше познакомиться. Мне бы такого сына… — Он допил остатки.
— Да сколько же вам лет, Джо?
— Тридцать два, мэм.
— Откуда вы так хорошо знаете нас, женщин? — спросила она глядя на него с любопытством.
Он коротко ухмыльнулся.
— Не то что знаю, просто говорю — и все. Наверно, напрактиковался. Все от разговоров. — В голосе слышалась едкая насмешка. — Столько болтаешь, что рано или поздно скажешь верные слова. Вы-то не очень разговорчивая.
— Не очень, — согласилась она. Она вдруг повернулась, и одеяло сползло совсем, открыв ее тонкую ночную рубашку, длинную линию бедра, поворот ноги, голую ступню, когда она, подняв руки, укладывалась поудобнее.
Не двинувшись, Гиллиген сказал:
— Выходите за меня замуж, мэм!
Она снова быстро закуталась в одеяло, уже чувствуя легкое отвращение к себе.
— Господь с вами, Джо. Разве вы не знаете, что я замужем?
— Знаю. И знаю, что мужа у вас нет. Мне только неизвестно, где он, куда вы его девали, но сейчас-то вы без мужа.
— Слушайте, я скоро начну вас бояться: слишком много вы знаете. Но вы правы: мой муж убит в прошлом году.
Гиллиген взглянул на нее, сказал:
— Не повезло.
И снова, ощутив смутную теплую грусть, она наклонилась, обхватив руками колени.
— Да, не повезло. Вот именно, так оно и было, так и есть. Даже горе — одно притворство. — Она подняла лицо, бледное лицо под черными волосами, перерезанное шрамом рта. — Знаете, Джо, мне еще никто не сочувствовал так искренне, как вы Подите сюда.
Он пододвинулся к ней, она взяла его руку, приложила к своей щеке. Потом отняла, тряхнула волосами.
— Вы — чудесный человек, Джо. Если бы я хотела выйти замуж, я бы непременно вышла за вас. Простите мою глупую выходку, Джо.
— Выходку? — повторил Джо, глядя на ее черные волосы. Потом сказал безразличным голосом: — А-а…
— Но мы еще не решили, что делать с этим несчастным мальчиком, — деловито сказала она, кутаясь в одеяло. — А я об этом и хотела с вами поговорить. Вам хочется спать?
— Ничуть, — сказал он. — И, наверно, никогда не захочется.
— Мне тоже. — Она села поудобнее, опираясь головой о спинку кровати. — Прилягте тут, давайте решать, как быть.
— Хорошо, — сказал Гиллиген. — Только лучше бы снять башмаки. Испачкаю гостиничное одеяло.
— Черт с ним, — сказала она. — Ложитесь сверху, с ногами.
Гиллиген прилег, закрывая ладонью глаза от света. Помолчав, она сказала:
— Так что же с ним делать?