Собрание сочинений в 9 тт. Том 1

Гиллиген, болтливый, несерьезный, и то ушел в какую-то свою думу, а курсант Лоу, молодой и глубоко разочарованный, переживал горести издревле терзавшие всех воинов, чьи корабли пошли ко дну, не покидав гавани… Офицер спал, склонив лоб со шрамом над маскарадным парадом крыльев, ремней и металла, и какая-то неприятная старая дама остановилась и спросила:

— Он ранен?

Гиллиген очнулся от дум.

— А вы взгляните на его лицо, — сказал он раздраженно, — и сразу поймете, что он просто сидел на стуле, разговаривал вот с такой старушкой, вдруг упал и ушибся об нее.

— Какая наглость! — сказала дама, меряя Гиллигена взглядом. — Но разве нельзя ему помочь? Мне кажется, он болен.

— Конечно, сударыня, ему можно помочь. По-нашему «помочь» — значит: оставить его в покое.

Они с Гиллигеном сердито посмотрели друг на друга. Потом она перевела взгляд на Лоу — молодого, задиристого, разочарованного — и. снова посмотрела на Гиллигена. И с беспощадной гуманностью толстой мошны сказала:

— Я пожалуюсь на вас главному кондуктору. Этот человек болен, ему нужно помочь.

— Прекрасно, мэм. Но заодно скажите кондуктору, что если он его потревожит, я ему голову оторву.

Дама покосилась на Гиллигена из-под изящной модной шляпки, но тут послышался другой женский голос:

— Оставьте их, миссис Гендерсон. Они сами присмотрят за ним.

Молодая, темноволосая. Если бы Гиллиген и Лоу когда-нибудь видели рисунки Обри Бердслея[7], они поняли бы, что по ней тосковал художник: он так часто писал ее в платьях цвета павлиньих перьев, бледную, тонкую, порочную, среди изысканных деревьев и странных мраморных фонтанов. Гиллиген встал.

— Вы правы, мисс. Ему тут хорошо, пусть спит около нас. Проводник за ним смотрит. — Он сам не понимал, что его заставляет объясняться с ней. — А мы его доставим домой. Пусть сидит спокойно. И спасибо вам за внимание.

— Нет, надо что-то сделать! — упрямо твердила старая дама.

Но спутница увела ее, и поезд помчался дальше, в предвечернем свете. (Конечно, дело идет к вечеру, говорили наручные часы курсанта Лоу. Какой там штат — неизвестно, но день на исходе. День ли, вечер, утро или ночь — офицеру было безразлично. Он спал.)

— Вот старая сука! — сказал Гиллиген шепотом, стараясь не разбудить его.

— Смотрите, как у него лежит рука, — сказала молодая женщина, возвращаясь. Она сняла его высохшую руку с колена. («И рука — тоже», — подумал Лоу, увидев искривленные кости под сморщенной кожей.) — Бедный, какое страшное лицо! — сказала она, поправляя подушку.

— Тише, мэм! — сказал Гиллиген.

Она не обратила на него внимания. Гиллиген, боясь, что лейтенант сейчас проснется, все же сдался, замолчал, и она продолжала:

— Далеко он едет?

— Он из Джорджии, — сказал Гиллиген.

Понимая, что она не случайно зашла к ним в купе, он и курсант Лоу встали. Глядя на ее изысканную бледность, на черные волосы, на алый рубец рта и гладкое темное платье, Лоу чувствовал юношескую зависть к спящему. Она скользнула по Лоу беглым взглядом. Какая отчужденность, какая сдержанность. Совсем не обращает внимания.

— Один он домой не доедет, — убежденно сказала она. — Вы оба с ним поедете, да?

— Конечно, — заверил ее Гиллиген.

Лоу очень хотел что-нибудь сказать, что-нибудь такое, чтоб она запомнила его, такое, чтобы покрасоваться перед ней. Но она смотрела на стаканы, на бутылку, которую Лоу, как дурак, прижимал к себе.

— А вы тут неплохо живете, — сказала она.

— Лекарство от змеиных укусов, мисс. Угодно с нами?

Завидуя смелости Гиллигена, его находчивости, Лоу смотрел на ее губы. Она поглядела в глубь вагона.

— Пожалуй, можно, если у вас найдется чистый стакан.

— Конечно, найдется. Генерал, позвоните.

Она присела рядом с лейтенантом Мэгоном. Гиллиген и Лоу тоже сели. Она казалась… нет, она была молодая: наверно, любит танцевать, и в то же время она казалась немолодой — словно все уже испытала. «Замужем, и лет ей двадцать пять», — подумал Гиллиген. «Ей лет девятнадцать, она ни в кого не влюблена», — решил Лоу. Она взглянула на Лоу.

— Где служите, солдат?

— Курсант летной школы, — покровительственно процедил Лоу. — Военно-воздушные силы. («Нет, она девчонка, только вид у нее взрослый».)

— А-а. Ну, тогда, конечно, вы с ним. Он ведь тоже летчик, правда?

— Видите — крылья, — ответил Лоу. — Британские Королевские воздушные силы. Неплохие ребята.

— Что за черт, — сказал Гиллиген. — Да он же не иностранец.

— Вовсе не надо быть иностранцем, чтобы служить в британских или французских войсках. Вспомните Лафбери. Он был у французов, пока мы не вступили в войну.

Девушка посмотрела на него, и Гиллиген, никогда не слыхавший о Лафбери, сказал:

— Кто он там ни есть, он молодец. Для нас, во всяком случае. А там пусть будет кем хочет.

Девушка подтвердила:

— Да, конечно.

Появился проводник.

— Как тут кэп? — спросил он ее шепотом, скрывая удивление, как принято у людей его расы.

— Ничего, — сказала она. — Все в порядке.

Курсант Лоу подумал: «Наверное, она здорово танцует».

Она добавила:

— Он в хороших руках, эти джентльмены очень заботливы.

«Какая смелая! — подумал Гиллиген. — Видно, тоже хлебнула горя».