— Попрощайся? — переспросил мальчик. — Он перевел взгляд на нее. — Мы что, не вернемся разве? — Он перевел взгляд обратно. — Лучше ты съезди, а я с ним тут побуду. А папу Роджера как-нибудь в другой раз.
— Нет, — сказала женщина. — Сейчас.
Мальчик смотрел то на него, то на нее. Вдруг парашютист сказал:
— Пока, малыш. Увидимся.
— Ты точно будешь ждать? Ты не уедешь?
— Нет. Буду ждать. А ты поезжай с Лаверной.
Носильщик вернулся.
— Ждет вас, — сказал он.
— Машина ждет, — сказала женщина. — Скажи Джеку: «До свидания».
— Ладно, — сказал мальчик. — Ты подожди нас здесь. Вернемся — перекусим чего-нибудь.
— Да, конечно, — сказал парашютист. Вдруг он поставил чемодан на пол, наклонился и взял мальчика на руки.
— Не надо, — сказала женщина. — Ты здесь подожди, там метет…
Но парашютист пошел с мальчиком к выходу, волоча негнущуюся ногу, женщина за ним — снова под снегопад. Такси оказалось маленьким туристским автомобилем с буквенным знаком на ветровом стекле и попоной на капоте, таксист — немолодым человеком с седоватыми усами. Он открыл перед ними дверцу; парашютист посадил в машину мальчика, отступил, помог сесть женщине и опять наклонился к окошку; если бы кто-нибудь пристально понаблюдал в последние дни за репортером, он сразу узнал бы теперешнее выражение лица парашютиста — слабенькую гримаску (в его случае еще и свирепую), которую лишь за неимением лучшего слова можно назвать улыбкой.
— Ну, счастливо, старина, — сказал он, — будь умницей.
— Ладно, — сказал мальчик. — А ты пока поищи, где тут можно перекусить.
— Хорошо, — сказал парашютист.
— Ну всё, мистер, — сказала женщина. — Поехали. — Машина тронулась и стала, разворачиваясь, отъезжать от вокзала; женщина по-прежнему сидела, наклонившись вперед. — Вы знаете, где тут живет доктор Карл Шуман?
Какое-то мгновение водитель был неподвижен. Машина все еще разворачивалась, набирая скорость, и запас движений, допустимых в этот момент для водителя, так и так был невелик; однако он, казалось, испытал то кратковременное оцепенение, каким поражает человека или зверя, пребывающего во тьме, внезапная вспышка света. Потом это прошло.
— Доктор Шуман? Конечно. Вам к нему?
— Да, — сказала женщина.
Городок был невелик, и ехать было близко; женщине показалось, что машина остановилась почти тотчас же, и, глядя в окно сквозь падающий снег, она увидела некий кенотаф, убогий и лишенный всякого величия, всякого достоинства монумент в честь бесприютно-победоносного запустения — одноэтажный дом, компактное хлипкое месиво крылечек, верандочек, тупоугольных фронтончиков и оконных выступов, которому не было и пяти лет от роду, строение, возведенное в том раскрашенно-грязно-проволочно-сетчатом стиле, какой сработанные в Калифорниии фильмы распространили по всей Северной Америке, точно болезнь, чьи возбудители живут на целлулоидной пленке. Дому не было и пяти лет от роду, однако на нем уже стояла печать ветхости и гниения, развившихся так яростно и так быстро, словно немедленный распад был включен в архитектурные кальки и неотъемлемой составной частью присутствовал в древесине, штукатурке и песке его грибного роста. Тут она почувствовала, что водитель на нее смотрит.
— Вот, приехали, — сказал он. — Вы, может, его старый дом думали увидеть? Или вы не так хорошо с ним знакомы?
— Все в порядке, — сказала женщина. — Нам сюда.
Он не протянул руки, чтобы открыть дверь; просто сидел, полуобернувшись, и смотрел, как она борется с защелкой.
— У него был большой старый дом за городом, но несколько лет назад он его потерял. Сын его подался в авиацию, и он заложил дом, чтобы купить сыну аэроплан, а сын потом этот аэроплан разбил, и, чтобы его починить, доктору пришлось занять еще денег под залог все того же дома. Я думаю, парень хотел вернуть ему долг, но, видно, не получилось. Так что доктор тот дом потерял и взамен построил этот. Хотя, может, здесь ему и не хуже; женщинам-то обычно сподручнее жить поближе к городу…
Она наконец справилась с дверью, и они с мальчиком вышли.
— Можете подождать? — спросила она. — Только вот я не знаю, сколько пробуду. Я оплачу вам время.
— Подожду, конечно, — сказал он. — Это же работа моя. Наняли машину — значит, сами решаете что и когда.
Он смотрел, как они входят в ворота и идут по узкой бетонной дорожке, окруженной снегом.
«Значит, вот она она, — думал он. — Посмотришь, однако, не скажешь, что вдова. Хотя и женой-то, говорили, она была ему хорошо если наполовину». Рядом с ним, на другом переднем сиденье, лежала еще одна попона, служившая ему покрывалом. Он закутался в нее, и не зря, потому что уже стемнело и в расширяющемся книзу конусе света от уличного фонаря падающий снег несло и кружило ветром; потом дверь в доме открылась, и в светлом прямоугольнике он увидел силуэты сперва женщины в тренчкоте, а следом доктора Шумана — они вышли, и дверь за ними захлопнулась. Водитель скинул покрывало и завел мотор, но некоторое время спустя опять его заглушил и опять завернулся в попону, хотя два человека, стоящие на крыльце перед дверью, не были ему видны из-за темноты и густо, быстро падающего снега.