Собрание сочинений в 9 тт. Том 10 (дополнительный)

Лодку начало заносить назад вверх по течению. Она повернулась с готовностью, она обогнала то ужасающее и неистовое мгновение, когда, как он понял, она разворачивалась слишком уж легко, описала часть окружности и замерла боком к потоку, потом снова начала свое коварное вращение, а он тем временем сидел в лодке, его зубы сверкали на залитом кровью лице, а обессилевшие руки молотили бесполезным веслом по воде, по этой внешне безобидной материи, которая совсем недавно держала его в железных костоломно-ласкающих объятиях, как анаконда, и которая сейчас, казалось, сопротивлялась усилиям его отчаяния и потребности не более, чем воздух; лодка, которая угрожала его жизни и на самом деле ударила его в лицо с оглушающей яростью лошадиного копыта, теперь, казалось, невесомо зависла на воде, как цветок чертополоха, вращаясь, как флюгер, пока он молотил по воде и думал о своем напарнике, находящемся в безопасности, не напрягающем последних сил, удобно устроившемся на дереве, где ему нужно только переждать, размышлял с бессильной и отчаянной яростью об этой избирательности человеческой судьбы, которая одному отказала в безопасном дереве, а другому — в истеричной и неуправляемой лодке, по той единственной причине, что знала, что только он из них двоих предпримет хоть какую-то попытку вернуться и спасти своего напарника.

Лодчонка увалилась под ветер и теперь вновь неслась по течению. Казалось, она опять из неподвижности впрыгнула в невероятную скорость, и он подумал, что его, должно быть, уже унесло за много миль от того места, где напарник покинул его, хотя на самом деле с того момента, как он снова влез в лодку, он всего лишь описал большой круг, а то (несколько стоящих рядом кипарисовых деревьев, между которыми набились бревна и всякий плавучий сор), обо что вот-вот должна была удариться лодка, и было тем самым, во что она врезалась раньше, когда его ударило кормой. Он не знал этого, потому что так еще и не успел ни разу взглянуть выше носа лодки. И сейчас он тоже не смотрел вверх, просто он знал, что его ждет удар; казалось, через саму мертвую материю лодки он ощущал поток нетерпеливого, ликующего, коварного, неисправимого своенравия; и он, не переставая молотить по обманчивой вероломной воде из последних, как он полагал теперь, сил, из ниоткуда, из какого-то запредельного нечеловеческого резерва черпал самую крайнюю меру выносливости, волю к жизни, которая превзошла способности мышц и нервов, не переставая молотить веслом по воде до самого последнего мига перед ударом, он завершил последний взмах, гребок и подъем весла отчаянным рефлекторным рывком, так человек, поскользнувшийся на льду, хватается за шляпу и за карман, где лежат деньги, и в то же мгновение он почувствовал удар лодки, который снова распростер его на днище лицом вниз.