Весна понемногу приближалась; ко времени следующего ритуального и пустого появления поезда они рассчитывали увидеть начало горной весны, которую никто из них не видел прежде и которая, чего они не знали, не наступает раньше того времени, которое по их понятиям является началом лета. Теперь они говорили об этом по ночам, а термометр снова показывал порой сорок один. Но теперь, по крайней мере, они могли разговаривать по ночам, в темноте, когда после страстных объятий и телодвижений (что тоже стало ритуалом) Шарлотта под одеялом стягивала с себя шерстяное белье, чтобы спать так, как привыкла. Она не выкидывала его из-под одеяла, а оставляла под ним — массивный ком, над и под и вокруг которого они спали, чтобы он был теплым к утру. Однажды ночью она сказала: — Ты еще не получал никаких известий от Бакнера? Конечно же, не получал, как ты мог получить.
— Нет, — сказал он, вдруг посерьезнев. — А жаль. Я ему говорил, чтобы он отвел ее к доктору, как только они выберутся отсюда. Но он, наверно… Он обещал написать мне.
— И мне тоже жаль.
— Может, мы получим письмо, когда за нами придет поезд.
— Если придет. — Но он ничего не подозревал, хотя позднее ему и представлялось это невероятным, хотя он и не мог бы сказать, почему у него должны были возникнуть подозрения, на каком основании. Но он ничего не подозревал. Потом, приблизительно за неделю до того срока, когда они ждали поезд, раздался стук, и, открыв дверь, он увидел человека с лицом жителя гор, с закинутым за спину мешком и парой снегоступов.
— Вы Уилбурн? — спросил он. — У меня для вас письмо. — Он вытащил его — надписанный карандашом конверт, помятый, трехнедельной давности.
— Спасибо, — сказал Уилбурн. — Заходите, поешьте что-нибудь.
Но тот отказался. — Перед Рождеством где-то здесь упал один из этих больших аэропланов. Вы не видели или не слышали ничего необычного в то время?
— Меня здесь тогда не было, — сказал Уилбурн. — Вы бы лучше сначала поели.
— За него объявлена награда. Пожалуй, я пойду.
Письмо было от Бакнера. Там было написано:
— Да, — сказал Уилбурн. — Камень с души свалился.
Шарлотта посмотрела на письмо, четыре слова, включая «в». — Всего лишь одна из десяти тысяч. Нужно только немного осторожности, правда? Прокипятить инструменты и все такое. Имеет какое-нибудь значение, кому ты это делаешь?
— Это должна быть жен… — И тут он замолчал. Он посмотрел на нее и сразу же подумал:
Она смотрела на письмо. — Вот глупость какая, да? Наверно, я перепутала это с кровосмешением. — И теперь это действительно случилось с ним. Он задрожал, он дрожал еще до того, как схватил ее за плечо и повернул лицом к себе.
— Кому делаешь?
Она посмотрела на него, продолжая держать в руке дешевый линованый лист бумаги с крупными карандашными буквами — рассудительный проницательный взгляд с тем зеленоватым налетом, который придавал ее глазам снег. Она заговорила короткими, простыми предложениями, словно взятыми из букваря: — В ту ночь. В первую ночь вдвоем. Когда мы не могли ждать и не готовили ужин.
— И каждый раз с тех пор ты не…
— Да, нужно было думать головой. Я всегда относилась к этому легкомысленно. Слишком легкомысленно. Помню, кто-то говорил мне об этом однажды, я тогда была совсем молоденькой, о том, что когда люди любят, сильно, по-настоящему любят друг друга, у них не бывает детей. Может быть, я поверила этому. Хотела верить в это. Или, может быть, я просто надеялась. Но теперь что говорить.
— Когда? — сказал он, встряхивая ее, дрожа всем телом. — Сколько времени прошло с тех пор, как у тебя должны были быть месячные? Ты уверена?
— Уверена ли, что их не было? Да. Шестнадцать дней.
— Но ты не уверена, — быстро сказал он, зная, что говорит только с собой. — Ты еще не можешь быть уверена. Иногда бывают пропуски. У любой женщины. Никогда нельзя быть уверенным, пока не пройдет два…
— Ты в это веришь? — спокойно спросила она. — Так бывает, только когда хочешь ребенка. А я не хочу, и ты не хочешь, потому что мы не можем себе это позволить. Я могу голодать, и ты можешь голодать, но не ребенок. А потому мы должны это сделать, Гарри.
— Нет! — закричал он. — Нет!
— Ты же сам говорил, что это просто. И у нас есть доказательства того, что это действительно так, что это ерунда, все равно что срезать вросший под кожу ноготь на пальце ноги. А силы и здоровья у меня не меньше, чем у нее. Или ты не веришь в это?
— Вот оно что! — закричал он. — Значит, ты сначала испытала это на ней. Вот как онр было. Ты хотела увидеть — умрет она или нет. Вот почему ты так упорно склоняла меня к этой идее, когда я отказался.