— Что ж, пивка можно выпить, — сказала женщина. — Может, оно нас освежит. — И сразу же (Уилбурн не видел, как она вызвала ее) появилась горничная. — Два пива, Луиза, — сказала женщина. Горничная вышла. Женщина села. — Значит, вы в Сан-Антонио приезжий. Знаете, самая прелестная дружба, которую я когда-либо знала, возникла за одну ночь, а точнее, в течение одного разговора между двумя людьми, которые за час до этого даже не знали друг друга. У меня здесь есть американские девушки и испанские (заезжие любят испанских девушек, по крайней мере на первый раз. Я всегда говорю — это влияние кино) и одна итальянка, которая только что… — Вошла горничная с двумя кружками пива. Вероятно, она принесла пиво оттуда же, где находилась, когда женщина в сиреневом неслышно позвала ее, потому что она опять появилась мгновенно. Горничная вышла.
— Нет, — сказал он. — Мне не нужна… Я пришел сюда… Я… — Женщина разглядывала его. Она уже подняла кружку, но теперь снова поставила ее на стол, разглядывая его. — Я попал в беду, — тихо сказал он. — Я подумал, может, вы поможете мне.
Женщина отняла руку от кружки, и теперь он увидел, что ее глаза были ничуть не мутнее и ничуть не холоднее, чем крупный алмаз, сверкавший у нее на груди. — А с чего вы взяли, что я смогу или захочу помочь вам в вашей беде, какой бы она ни была? Водитель вам и об этом сказал? Как он выглядел? Вы его номер записали?
— Нет, — сказал Уилбурн. — Я…
— Ладно, бог с ним. Так что у вас за беда? — Он объяснил ей, просто и спокойно, а она рассматривала его. — Так, — сказала она, — значит, вы, не успев приехать в город, вынюхали у таксиста, который привез вас прямо к моим дверям, что здесь можно найти доктора, который решит ваши проблемы. Ну и ну. — И теперь она позвонила в колокольчик, не бешено, а просто резко.
— Нет-нет, я не… —
— Несомненно, — сказала женщина. — Это ошибка. Вы вернетесь в гостиницу или где вы там остановились и обнаружите, что вы все это выдумали — и что у вас жена беременна, и вообще, что у вас есть жена.
— Хотел бы я, чтобы так оно и оказалось, — сказал Уилбурн. — Но я… — Дверь открылась, и вошел мужчина, крепкого телосложения, достаточно молодой, карманы его пиджака чуть оттопыривались, он бросил на Уилбурна горячий, обнимающий, почти любовный взгляд горячих, карих, окруженных мясистыми мешками глаз, смотревших из-под прямых невинно разделенных пробором волос, как у маленького мальчика, и больше не упускал его из вида. Шея его была выбрита.
— Этот, что ли? — спросил он через плечо женщину в сиреневом, голос у него был хрипловатый от частого употребления виски, начатого в слишком раннем возрасте, и тем не менее это был голос добродушный, веселый и даже счастливый. Он не стал ждать ответа, подошел к Уилбурну и, прежде чем тот успел шелохнуться, движением похожей на окорок руки стащил его со стула. — Ты что же это, сволочь, приходишь в приличный дом, а ведешь себя как сволочь, а? — Он смерил Уилбурна счастливым взором. — Выкинуть его? — спросил он.
— Да, — сказала женщина в сиреневом. — А потом я хочу найти этого таксиста. — Уилбурн начал сопротивляться. И сразу же молодой человек, весь засияв, набросился на него с почти любовной радостью. — Не здесь, я тебе говорю, ты, обезьяна.
— Я сам уйду, — сказал Уилбурн. — Можете отпустить меня.
— Ну да. Конечно же, сволочь, — заявил молодой человек. — Я тебя только провожу. Ведь сюда же тебя проводили. Вот сюда. — Они снова оказались в холле, теперь здесь был небольшого роста, худощавый, черноволосый человек в выцветших брюках и голубой рубашке без галстука — какой-то слуга-мексиканец. Они подошли к двери, воротник пальто Уилбурна молодой здоровяк держал в своей огромной руке. Он открыл дверь.
— Может, вы мне поможете, — начал он. — Я только хочу…
— Да, конечно, — сказал молодой человек. — А не влепить ли ему разок, Пит? А?
— Влепи, — сказал мексиканец.
Он даже не почувствовал кулака. Он почувствовал, как низенькое крыльцо ударило его по спине, потом уже сырую от росы траву, и только тогда он начал чувствовать свое лицо.
— Может быть, вы мне поможете? — спросил он.
— Да, конечно, — сказал молодой человек хрипловатым счастливым голосом, — спроси меня еще раз. — Дверь со стуком закрылась. Немного погодя Уилбурн поднялся. Теперь он почувствовал, что его глаз, вся половина лица, вся голова медленно, болезненно наливаются пульсирующей кровью, хотя через минуту, зайдя в аптеку (она находилась на первом же углу, и он вошел в нее; он и на самом деле быстро набирался опыта, который следовало бы иметь уже к девятнадцати годам), он, посмотрев в зеркало, не увидел синяка. Но след удара был заметен, что-то было заметно, потому что клерк спросил:
— Что случилось с вашим лицом, мистер?