Собрание сочинений в 9 тт. Том 10 (дополнительный)

— Я в гостинице вечерочком хорошо их помыл, — сказал он. Начав было подниматься, он приостановился взять с пола недокуренную сигарету, затем вскочил на ноги, глядя на стол и уже засовывая руку в карман рубашки. С окурком в зубах и спичкой в руке он помедлил. На столе среди окружавшего бутыли и лоханку грязного беспорядка — стаканов, пепла, горелых и целых спичек — лежала пачка сигарет из тех, что купил ночью репортер. Джиггс положил окурок в карман рубашки и потянулся за пачкой. — Надо же, — сказал он. — За пару месяцев до чего дойти: от целой сигареты вроде и радости никакой нет.

Потом его рука вновь замерла — на мгновение, не больше, — и Шуман смотрел, как она двинулась к горлышку бутыли, в то время как другая рука отрывала от липкого стола стакан, из которого репортер пил в темноте.

— А вот этого не надо, — сказал Шуман. Повернув к себе тыльной стороной обнаженное запястье, он посмотрел на незатейливые часы. — Без двадцати девять. Пора выкатываться.

— Это да, — сказал Джиггс, наливая в стакан. — Одежонку напяливай, и айда клапаны проверять. Боже ты мой, я ведь обещал его начальнику… Кстати, я узнал ночью фамилию этого нашего. Ты в жизни не…

Он умолк; они с Шуманом смотрели друг на друга.

— Что, опять двадцать пять? — спросил Шуман.

— Не двадцать пять, а только один глоток, который я с вечера перекинул на утро. Ты же сказал — сейчас едем в аэропорт. Как, скажи на милость, я могу там поддать, пусть даже я и хотел бы, когда единственные деньги, какие я, к чертям собачьим, имел за три месяца, и те я, говорят, стибрил? Когда единственный человек, который за три месяца поставил мне выпить, лишился из-за нас обеих кроватей и улегся на пол, а мы даже тем не могли ему отплатить, чтобы передать ему от начальника насчет работы…

— Только один, говоришь? — сказал Шуман. — Хорошо, вон у него ведро помойное — ну так давай, лей туда остальное и вали к умывальнику.

Он отвернулся. Джиггс смотрел, как он, отстранив рукой занавес, прошел за него. После этого Джиггс понес стакан ко рту, уже ощущая судорогу и гримасу предвкушения, — и вновь замер. На сей раз это был ключ в центре стола, куда его аккуратно положил репортер, — ключ, рядом с которым Шуман поставил разбитую лампу, подняв ее с пола. Джиггс коснулся ключа и почувствовал, что он тоже слегка приклеен к столу расплесканным спиртным.

— Значит, он туточки, — рассудил Джиггс. — Но где, скажите на милость? — Он снова огляделся по сторонам; затем вдруг подошел к раскладушке и заглянул под нее, приподняв смятое одеяло. «Где-то же он должен обретаться, — подумал он. — Может, за плинтусом. Ей-богу, ему там попросторней было бы, чем змее».

Он вернулся к столу и опять поднял стакан; но теперь ему помешали женщина и ребенок. Она была уже одета в тренчкот и подпоясана; окинув комнату одним кратким, бледным, исчерпывающим взглядом, она посмотрела на Джиггса — мгновенно, невыразительно.

— Завтракаю помаленьку, — сказал он.

— В смысле, ужинаешь, — сказала она. — Через два часа уже свалишься и уснешь.

— Сказал тебе Роджер, что мы хозяина куда-то задевали и не можем найти?

— Пей давай, — сказала она. — Уже почти девять. Нам сегодня снимать и мерить все клапаны.

Но он по-прежнему все не подносил стакан ко рту. Шуман тоже был теперь одет. Поверх замершего стакана Джиггс смотрел, как парашютист идет к чемоданам, рывком двигает их от стены к середине комнаты и швыряет вслед сапоги; затем он повернулся к Джиггсу и рявкнул:

— Да пей же ты, ну!

— Кто-нибудь из них знает, куда он делся? — спросила женщина.

— Поди их разбери, — сказал Шуман. — Говорят, что не знают.

— Я же ясно сказал: нет, — сказал парашютист. — Не сделал я ему ничего. Он хлопнулся на пол, я свет выключил и лег спать, потом Роджер будит меня, а он уже ушел, и нам тоже двигать пора, если мы до трех хотим успеть промерить клапаны и поставить обратно.

— Да, — сказал Шуман. — Надо ему будет — отыщет нас. Чем нам его искать, проще ему нас найти.

Он взял один из чемоданов; другой был уже в руке у парашютиста.

— Давай, — сказал он, не глядя на Джиггса. — Пей, и марш.

— Точно, — сказал Джиггс. — Отчаливаем.

Он наконец выпил и поставил стакан; остальные тем временем пошли к лестнице и начали спускаться. Потом он посмотрел на свои ладони — посмотрел так, словно только-только обнаружил, что они у него есть, и еще не разобрался, зачем они нужны.

— Мать честная, помыться бы все-таки, — сказал он. — Идите, не ждите, я до остановки вас догоню.

— Конечно; завтра только, — сказал парашютист. — И прихвати бутыль. Нет; лучше оставь. Если он собирается весь день пьяный валяться, лучше уж тут, чем где-нибудь по дороге. — Идя последним, он яростно отпихнул ногой стоявшие на пути сапоги. — Что ты собираешься с ними делать? В руках носить?

— Да, — сказал Джиггс. — Пока не расплачусь за них.

— Пока не расплатишься? Я думал, ты вчера уже за них расплатился, причем моими деньгами.

— Да, — сказал Джиггс. — Было дело.

— Ну чего вы там, — сказал Шуман с лестницы. — Пошли, Лаверна.