Собрание сочинений в 9 тт. Том 10 (дополнительный)

Но миражом был ресторан, не ангар; миражом были прилавок, стук столовых приборов, сопровождавшие еду звуки. Ему чудилось, будто он видит всю группу: самолет, четыре взрослые фигуры в комбинезонах, малыша в комбинезончике и себя самого, приближающегося к ним. Надеюсь, вы перед уходом нашли все, что искали? Да, спасибо. Тринадцать долларов. Только до субботы. — Само собой; сущие пустяки. Не о чем говорить. Внезапно он услышал репродуктор, установленный в круглом зале; он вещал уже некоторое время, но ему стал внятен только сейчас:

— …второй день воздушного праздника по случаю торжественного открытия аэропорта Фейнмана, проводимого по официальным правилам Американской воздухоплавательной ассоциации и при поддержке города Нью-Валуа и полковника Фейнмана, председателя совета по канализации города Нью-Валуа. Программа второй половины дня включает в себя…

В этот момент он перестал слушать и, вынув из кармана вчерашнюю программку-брошюрку, открыл ее на второй из бледно отпечатанных на мимеографе страниц:

Пятница

14.30 Прыжок с парашютом на точность приземления. Призовая сумма — 25 долл.

15.00 375 куб. дюймов. Скоростная гонка. Квалификационная скорость — 180 миль в час. Призовая сумма — 325 долл.: (1) 45 %, (2) 30 %, (3) 15 %, (4) 10 %.

15.30 Воздушная акробатика. Жюль Деплен (Франция), лейтенант Фрэнк Горем (США).

16.30 575 куб. дюймов. Скоростная гонка. Квалификационная скорость — 200 миль в час. Призовая сумма — 650 долл.: (1) 45 %, (2) 30 %, (3) 15 %, (4) 10 %.

17.00 Затяжной прыжок с парашютом.

20.0 °Cпециальный вечерний праздничный номер. Самолет-ракета. Лейтенант Фрэнк Горем.

Он смотрел на страницу еще долго после того, как предыдущий образ, вызванный оптическим сюрпризом, начал блекнуть.

— Только и всего, — сказал он. — Только это от нее и требуется. Просто сказать мне, что они… Да не в деньгах дело. Она знает это прекрасно. Деньги для меня не больше значат, чем для них.

Подошедшему мужчине пришлось обратиться к нему дважды, прежде чем репортер осознал, что перед ним кто-то стоит.

— Привет, — сказал он.

— А ты, значит, выбрался-таки сюда, — сказал подошедший. Позади него стоял еще один человек — небольшого роста, унылый лицом, с фотоаппаратом газетчика.

— Да, — ответил репортер. — Здорово, Стопарь, — сказал он второму. Первый посмотрел на него с любопытством.

— Тебя как будто через преисподнюю за ноги проволокли, — сказал он. — Что, будешь и сегодня праздник освещать?

— Нет, насколько я знаю, — сказал репортер, — меня вроде как уволили. А что такое?

— Я думал, ты мне это объяснишь. Хагуд звонит мне из постели в четыре утра, велит приехать и, если тебя тут не будет, освещать. Но главное — смотреть, появишься ты или нет, и, если появишься, сказать, чтобы ты позвонил ему по этому номеру. — Он вынул из жилетного кармана и дал репортеру сложенную бумажку. — Это загородный клуб. Он сказал, чтобы ты позвонил, как только я тебе передам.

— Спасибо, — отозвался репортер, не двигаясь с места. Первый подошедший посмотрел на него.

— Так ты что собираешься делать? Сам будешь освещать или я буду?

— Нет. В смысле, да. Ты освещай. Не имеет значения. Стопарь лучше понимает, чего хочет Хагуд, чем ты или я.

— Ладно, — сказал первый подошедший. — Но все равно Хагуду-то позвони.

— Позвоню, — сказал репортер.

Явилась еда — нерушимый холм на тарелке и намытая рука с порочными ногтями-кораллами, которая тоже выглядела так, будто ее задумали, вылепили и испекли на кухне либо здесь, либо, может быть, в городе, откуда легким и быстрым грузовичком доставили в аэропорт вместе с витыми выпечными изделиями, выставленными под стеклянным прилавком. Он бросил на еду и на руку взгляд с гребня волны чистого и почти физического бегства.

— Надо же, сестрица, — сказал он. — Я, оказывается, не знал, на что замахиваюсь.

Но он выпил кофе и что-то все-таки съел; ему казалось, что он медленно и жутко ползет по тарелке, как крот, слепой ко всему прочему и глухой даже к репродуктору; он съел даже вобщем-то немалую часть, обливаясь потом и, пока взятому в рот не приходило время быть проглоченным, жуя, казалось, годы и годы.

— Хватит, наверно, — сказал он в конце концов. — Бог ты мой, вот уж действительно хватит.