Собрание сочинений в 9 тт. Том 10 (дополнительный)

Магазин располагался в помещении, которое размерами, габаритами и температурой напоминало банковское подвальное хранилище. Здесь горела единственная керосиновая лампа, создававшая, казалось, не свет, а одни лишь тени, коричневый рембрандтовский мрак, где животы выстроенных шеренгами консервных банок тихо поблескивали за прилавком, в невероятном количестве заставленным плохо распознаваемыми товарами, которые владелец различал, вероятно, на ощупь, причем не только один товар от другого, но и товар от светотени. Пахло здесь сыром, чесноком и нагретым металлом; сидевшие по обе стороны от маленькой, яростно горящей керосиновой печки мужчина и женщина, которых Шуман видел впервые, оба закутанные в платки и различимые в отношении пола только по кепке на голове у мужчины, подняли на него глаза. Сандвич был черствым куском французской булки с ветчиной и сыром. Шуман дал его Джиггсу и вышел вслед за ним на улицу, где Джиггс остановился и в каком-то бычьем отчаянии уставился на предмет, который держала его рука.

— А можно все-таки сперва выпить? — спросил он.

— Ешь, пока мы идем домой, — сказал Шуман. — Выпить потом.

— Лучше бы сначала хлебнуть, потом поесть, — сказал Джиггс.

— Само собой, — сказал Шуман. — Ты и утром так думал.

— Да, — сказал Джиггс. — Верно.

Поглядев на сандвич, он опять замер.

— Давай, — сказал Шуман. — Приступай.

— Хорошо, — сказал Джиггс. Он начал есть; Шуман смотрел, как он двумя руками подносит сандвич ко рту и, чтобы откусить, поворачивается к еде в профиль; он видел, как Джиггса затрясло и задергало, когда он наконец оторвал измочаленный кусок и начал жевать. Джиггс работал челюстями, глядя Шуману в глаза и держа, как распятие, у груди надкушенный сандвич обеими неотмываемыми руками; он жевал, не закрывая рта и таращась на Шумана, который в какой-то момент сообразил, что Джиггс не глядит на него вовсе, что его единственный зрячий глаз просто открыт и преисполнен глубокого и безнадежного самоотречения, как будто отчаяние, обычно распределяемое между обоими глазами поровну, теперь сосредоточилось в нем одном; Шуман увидел, что лицо Джиггса покрылось субстанцией, в слабом свете напоминающей машинное масло, и мгновение спустя Джиггс начал блевать. Шуман поддерживал его одной рукой, другой спасая сандвич, а желудок Джиггса проходил тем временем через все стадии отказа, длившиеся и длившиеся, хотя отказываться было уже не от чего.

— Прекрати, постарайся, — сказал Шуман.

— Ага, — сказал Джиггс. Он провел вдоль губ рукавом рубашки.

— На, — сказал Шуман. Он протянул Джиггсу свой платок.

Джиггс взял его, но тут же стал слепо искать что-то рукой.

— Что? — спросил Шуман.

— Сандвич.

— Выпьешь, сможешь его внутри удержать?

— Выпью, я все смогу, — сказал Джиггс.

— Пошли, — сказал Шуман.

Вступив в переулок, они увидели пятно света из окна за балконной решеткой, какое увидел прошлой ночью Хагуд, хотя теперь не было тени от руки и не было голоса. Под балконом Шуман остановился.

— Джек, — позвал он. — Лаверна. — Но видно ничего по-прежнему не было; только из-за окна послышался голос парашютиста:

— Дверь снята с защелки. Войдешь — запри.

Они поднялись по лестнице и увидели парашютиста, сидящего на раскладушке в одном белье; его одежда была аккуратно положена на стул, и на этот же стул опиралась пяткой его поднятая нога, а он, держа в руке потемневший комок ваты, обрабатывал содержимым аптечной склянки длинную свежую ссадину, протянувшуюся, как полоса краски, от щиколотки до бедра. На полу лежали бинт и пластырь из кабинета первой помощи аэропорта. Он уже приготовил себе спальное место: одеяло было ровно отвернуто, коврик с пола был расстелен в ногах.

— Лучше в кровать сегодня ложись, — сказал Шуман. — Этим одеялом да по ободранному месту — ты взвоешь.

Парашютист не ответил; наклонившись над своей ногой, он со свирепой сосредоточенностью обрабатывал ее лекарством. Шуман повернулся; казалось, он только-только ощутил у себя в руке сандвич и после этого вспомнил о Джиггсе, который неподвижно стоял теперь у своего парусинового мешка, тихо и терпеливо глядя неподбитым глазом на Шумана с кроткой бессловесностью собаки.

— Ах да, — сказал Шуман, оборачиваясь к столу. Бутыль все еще на нем стояла, хотя ни стаканов, ни лоханки уже не было; сама бутыль, судя по ее виду, была вымыта снаружи. — Принеси стакан и воду, — сказал он. Когда Джиггс ушел за занавес, Шуман положил сандвич на стол и опять посмотрел на парашютиста. Секунду спустя парашютист поднял на него глаза.

— Ну что? — спросил он. — Как?

— Есть шанс получить машину, — сказал Шуман.

— Шанс? Ты что, не виделся с Ордом?

— Почему? Мы нашли его.

— Ладно, предположим, тебе ее дадут. Как ты успеешь до завтрашней гонки получить допуск?

— Не знаю, — сказал Шуман. Он зажег сигарету. — Он сказал, что берет это на себя. Но я лично не знаю.

— Но как? Что, комитет тоже считает его Иисусом Христом? Я думал, только ты и она.