Собрание сочинений в 9 тт. Том 5

— Именно отказываюсь, — повысил Эб голос до крика. — Нет уж! Конечно, я дурак, что вообще втесался в это дело. Но я еще не спятил, чтоб погнать тех мулов к янкам и объяснять там офицеру, что паленые места на стегнах — где вы с этим черномазым сводили клейма «США», — что это, мол, от постромок натертости. Да будь я прок…

— Достаточно, — сказала бабушка. — Вы ужинали?

— Ужи… — Эб смолк. Опять зажевал что-то. — Да, мэм, — сказал уже нормальным голосом. — Я поел.

— Тогда идите-ка домой, отдохните, — сказала бабушка. — В Мотстаун прибыл новый полк на смену. Ринго позавчера отправился туда разведать. Так что надо кончать изгородь — вскоре может понадобиться.

Эб перестал жевать.

— Прибыл? Хм. Из Мемфиса, наверно. И девятка эта мулов, наверно, с ними, только-только сбагренная.

Бабушка взглянула на него.

— Значит, продали вы их не три дня тому назад, а раньше, — сказала бабушка. Эб открыл было рот возразить, но бабушка продолжала: — Ступайте домой, отдыхайте. Вероятно, завтра вернется Ринго, и тогда сможете выяснить, тот ли это полк и те ли мулы. А я, возможно, даже выясню, сколько вам за них уплатили в полку.

В дверях Эб остановился, обернулся к бабушке.

— Ловки вы, что и говорить. Да уж. Снимаю перед вами шляпу. Самого Джона Сарториса за пояс заткнули. Он день и ночь мотается по округу с сотней бойцов вооруженных — и то еле-еле достает им кляч под седло. А вы сидите тут в хибаре с пачечкой паршивых бланков — и приходится вам уширять загон для помещенья одних только тех мулов, что не годятся покамест в продажу. А сколько вы уже продали янкам обратно?

— Сто пять, — сказала бабушка.

— Сто пять, — повторил Эб. — А за какую кругленькую сумму? — И, не дожидаясь ответа, отчеканил: — За шесть ты-сяч семь-сот два-дцать два доллара шесть-де-сят пять центов — это с вычетом доллара тридцати пяти центов, что я потратил на виски, на леченье того мула, что ужалила змея. (Цифры и впрямь катились у него кругло, как цельные дубовые колеса по сырому песку.) Год назад вы начинали с двумя мулами. Теперь их у вас сорок с лишним в загоне и вдвое столько же сдано в аренду под расписку. Да еще, считай, полсотни с гаком продано обратно янкам сто пять раз, на общую круглую сумму в шесть тысяч семьсот двадцать два доллара шестьдесят пять центов наличными, а завтра-послезавтра, как я понимаю, вы опять нацелились обратно ри-кви-зировать у них десяточек-другой.

Сноупс взглянул на меня.

— Малец, — сказал он, — когда вырастешь и сам захочешь зарабатывать, то не трать ты время, не учись ты на юриста или там кого. Скопи лишь мелочи немного и купи стопочку печатных бланков, все равно каких, и вручи твоей бабушке — вот ей, — и попроси у ней должность кассира, чтоб денежки считать, которые посыплются.

Сноупс перевел глаза опять на бабушку.

— Полковник Сарторис когда уезжал, то велел мне приглядывать, чтоб не обидел вас генерал Грант с прочими янками. А по-моему, не худо бы Эйбу Линкольну приглядывать, чтобы мисс Роза Миллард не обидела генерала Гранта. Наше вам всем почтенье и спокойной ночи.

Он ушел. Бабушка глядела на огонь, держа в руке жестянку. Но никаких шести тысяч долларов там не было. Там и тысячи не было даже. И Сноупс это знал, хотя поверить, я думаю, был не способен. Затем бабушка встала, посмотрела на меня спокойно. Нет, вид у нее не больной, а другой какой-то.

— Пожалуй, спать пора, — сказала она. Ушла за одеяло; колыхнувшись, оно опять повисло неподвижно с потолочной балки, и я услышал, как поднялась половица — это бабушка прячет жестянку, а затем скрипнула кровать — это бабушка, держась за спинку, опустилась на колени около. Когда бабушка подымется с молитвы, спинка опять скрипнет — и скрипнула, а к тому времени я разделся и лежал на тюфяке, и даже согреваться уже начал под холодным одеялом.

Назавтра пришел Эб Сноупс и помог нам с Джоби догораживать загон, и к обеду мы кончили, и я пошел домой в хибару. Уже почти входя, увидел, что Ринго на муле въезжает в аллею. Бабушка тоже его увидела — когда я вошел за одеяло, она уже, присев на корточки в углу, доставала из-под той половицы бумажную штору, скатанную трубкой. Развернула эту трубку на кровати; было слышно, как Ринго, спрыгнув с мула, орет на него во дворе, привязывает к бельевой веревке.

Бабушка выпрямилась, ждет, глядиФ на одеяло — и вот, колыхнув его вбок, вошел Ринго. И они с бабушкой заговорили, как два участника шифрованной игры-загадки.

— …й Иллинойский пехотный, — сказал Ринго. Подошел к развернутой на кровати карте. — Полковник Дж. У. Ньюбери. Восемь дней как из Мемфиса.

— Сколько голов? — спросила бабушка, глядя на него.

— Девятнадцать, — сказал Ринго. — Причем пятнадцать без.

Бабушка поглядела молча вопросительно, и он сказал:

— Двенадцать. Из той оксфордской партии.

Бабушка посмотрела на карту; Ринго тоже нагнулся над кроватью.

— Двадцать второго июля, — сказала бабушка.

— Да, мэм, — сказал Ринго.