— Нет, они считают братьями всех людей и все народы, ибо согласно их вере нельзя ни на кого нападать, ни убивать и нельзя никого называть врагами, а должно всех любить, даже врагов своих.
— Врагов любить?.. — вскричал Пястун, всплеснув руками, — да как же это возможно? Врагов? Значит, и немца?
— Именно так, — подтвердил гость, — но защищаться при нападении можно.
Хозяин нахмурился и, подняв руку, мрачно воскликнул:
— Они никогда нам не будут братьями, никогда!..
Разговор оборвался, гости не пытались его продолжать, и лишь после долгого молчания младший стал расспрашивать о том, что происходит у них в стране. Пястун снова вернулся к тому, что все зло шло от подстрекательства немцев, с которыми связались князья.
— Жадны они до земли и до чужого добра, — сказал он, — нас они притесняют, гонят и истребляют, чтобы самим жить в раздолье и владычествовать над нами.
— Это верно, — заметил старший гость, — иные князья, вроде вашего, добиваются сближения с ними, чтобы избежать войны, ибо немцев великое множество и они хорошо вооружены… Зато другие думают о том, как объединить наши племена и все малые народы для противоборства немцам!.. Для того они и новую веру принимают, чтобы с ними быть наравне, и протягивают руки друг другу, сплачиваясь против общего врага.
Пястун стал расспрашивать, кто же эти мудрые князья, и гости рассказали ему, что делалось в Чехии и Моравии, заметив, что со временем поляне тоже должны будут вступить в этот союз…
— Однако вождь и глава нужен народу в любых обстоятельствах, — прибавил старший гость, — и они есть у всех остальных народов, говорящих на нашем языке, особенно же у тех, что вынуждены воевать. Неправильно вы сделаете, если, свергнув своего князя, не захотите знать и других.
— Мы не собираемся этого делать, — возразил Пястун, — и выберем другого, который будет нами управлять, но этот мучитель проливал людскую кровь, убивал и травил даже свою родню. Оттого и не можем мы дольше его терпеть и все хотим его свергнуть.
Затем Пяст рассказал им, как расправлялся Хвостек с кметами и как умертвил собственных дядьев, а также что он призвал немцев против своих и держал их сторону.
Чудесный вечер выманил их из горницы, все трое уселись на крыльце и возобновили прерванный разговор. Пястун просил рассказать о новой вере, которая его весьма заинтересовала. Тогда младший из гостей начал:
— Это единственная вера, имеющая столь великую силу, что может охватить весь мир, а когда это совершится, не будет ни вражды, ни рабства, ни подавления одних племён другими… и все станут жить, как братья, дети одного отца… На нашей земле она должна пустить корни и распространиться повсеместно, ибо уже много веков назад эти истины у нас господствовали, а мы никогда не были жестокими и безжалостными. Чужеземцы находили у нас прибежище, бедняки — хлеб, а немощные — милосердие, мы погребали умерших, кормили голодных и защищали угнетённых… Мы только не знали, да и не могли видеть бога единого во всем его величии.
— И этот вот бог велит любить немцев и других врагов! — воскликнул Пястун. — Непостижимо!
Гости усмехнулись.
Тогда хозяин встал, поднял с земли два прутика и, сложив их крестом, показал гостям.
— Я видел этот знак, — сказал он, — и знаю, что его чтят люди новой веры… даже носят на груди, чтобы он оберегал их от всего дурного… Скажите мне, что он означает?
— Если вы захотите меня послушать, — молвил младший и с этими словами благоговейно взял крестик, поцеловал его, затем, достав из-за ворота другой крест, металлический, показал его Пястуну, — если вы хотите послушать, я с охотой расскажу вам об этом знаке и о новой вере, ибо и я и спутник мой ради того и пустились в странствие, чтобы искать детей бога единого и обращать к нему тех, кто ещё не знает его… Крест — знак того, кто явился на свет далеко на Востоке в лоне избранного народа, знак сына божья и самого бога во плоти…
Пястун с любопытством уставился на чужеземца; он хотел было что-то спросить, но промолчал, и гость продолжал свой рассказ: