Собрание сочинений в десяти томах. Том 2

Гребер улыбнулся, вошел Юлиан, и разговор прервался… В эту же минуту доложили, что приехал полковник. Президент немного поморщился, потому что не мог сразу подавить в себе неприятного чувства, но через минуту, силой воли, он опять сделался весел и свободен. Павел с редким искусством умел владеть собою.

Для постороннего человека президент и полковник представлялись одинаковыми типами, но в существе они резко отличались друг от друга, хоть, по-видимому, принадлежали к одному классу общества и к одному цеху. Оба некогда были красавцами и помнили об этом дольше, чем бы следовало это пожилым людям, оба любили свет с его суетами и, воспитанные за границей, оба отличались чужеземными самыми утонченными манерами. Но несмотря на такое сходство, легко было видеть, что их разделяло огромное пространство. Полковник играл роль пана, не сознавая себя паном, президент, хоть не был паном по богатству, но зная свое происхождение и поддерживаемый родословными воспоминаниями, был паном по внутреннему убеждению. Полковник, не умея скрыть под благовидной оболочкой свои страсти, то и дело компрометировал себя неумеренной игрой, пиршествами и особенно красивыми личиками, до которых слабость его была до последней степени очевидна, и не слишком тщательно скрываема, президент, слабый в такой же степени, ни одного разу не был изобличен в доказательствах своих слабостей, на счет его предполагали и даже говорили разные разности, но никто не мог прямо в глаза назвать его виноватым, так что Павел имел даже право громко и смело рассуждать о нравственности.

Эти люди, питая взаимную нерасположенность, обращались друг с другом холодно, вежливо, равнодушно. Полковник выражал немного язвительности, президент, со своей стороны, платил за это маленьким презрением. Впрочем, встретившись в обществе, особенно многолюдном, они не обнаруживали антипатии друг к другу. Президент в кругу посторонних отзывался о полковнике без всякой тени нерасположения, полковник даже перед короткими друзьями скрывал свои чувства к Павлу и почти хвастался дружбой с ним. Несмотря на все это, они очень редко встречались друг с другом и нигде не могли быть долгое время вместе…

Еще в передней, узнав о президенте, полковник немного смешался, но сейчас же замаскировал это восклицанием: "Ах, так давно я не имел удовольствия видеть его!" и вошел в салон с улыбкой.

Президент на теперешний раз решился быть тем вежливее, чем сильнее хотел дать почувствовать полковнику, что считает себя здесь хозяином, а его чужим и гостем. Затем, очень чувствительно поздоровавшись с полковником, Павел с величайшей заботливостью спросил его о поездке, дороге и т. д.

Высокий, плечистый и прекрасно сложенный Дельрио вследствие забот супружеской жизни значительно поседел, чувствовал слабость в ногах, испытывал припадки подагры, хоть не признавался в ней. А как напоминание о подагре могло быть для него крайне неприятным, то президент, усаживая его, выразил заботливость, чтобы ногам его было тепло.

— А что, пане полковник, ведь мы стареем? — сказал он с веселой улыбкой. — Даже и я начинаю уже чувствовать, что молодость вся израсходовалась…

— Я не сознаю этого! — возразил Дельрио.

— И дурно поступаете, — перебил президент, — люди начнут видеть больше того, что есть на самом деле. Надо предупредить их… Виделись вы с супругою? — спросил он, спустя минуту.

— Нет!.. Но я полагаю, что она войдет в залу…

— Едва ли, — равнодушно сказал президент, — кажется, она не очень здорова…

— Нездорова? — повторил полковник, устремив глаза на Гребера. — В самом деле?

— Не беспокойтесь, это ничего, ничего, так… маленькое раздражение нервов…

— А, нервов!

— Мы хорошо знаем подобные вещи, пане полковник! — отозвался президент. — Ведь и моя тоже нервная… Счастье, что ее нет теперь дома… О, если бы она потеряла нервы где-нибудь в дороге!..

Видно, не по вкусу пришлась эта острота полковнику, потому что он ни слова не сказал в ответ, а только улыбнулся и, схватив шляпу, отправился к жене. Гребер взялся проводить его. Президент остался один с Юлианом.

При входе полковника в комнату, где сидела полковница с Анной, поначалу из груди жены вырвался крик удивления, потому что если она и была к нему привязана, то единственно только по привычке и не могла не взволноваться в первую минуту свидания с ним, потом на лице ее резко отразилось чувство неудовольствия. Полковник подошел к жене с выражением беспокойства и чувствительности, но в скором времени переменил тон разговора и перешел к любимым шуткам. Анна немедленно вышла вместе с Гребером, супруги остались одни.

Это не слишком нравилось пану Дельрио, потому что он не любил долгое время оставаться наедине с женою, так как болезненная чувствительность жены очень надоела ему. Впрочем Дельрио подсел к ней и начал разговор целованием ее ручек.

— Ты не поверишь, — отозвалась жена, — как мне было дурно, если бы не доктор Гребер…

— Уж он говорил мне, хвастался… нервы, душа моя!

— Вот как вы легко трактуете о наших болезнях!