Собрание сочинений в десяти томах. Том 2

— Не хотелось бы понимать их иначе, это было бы слишком больно для меня, но, благодаря Бога, все прошло, и мы опять здоровы, cher ange, и молоды, и прекрасны! Какие сегодня у тебя глазки!

— От горячки.

— Какое от горячки! В них просвечивается жизнь… еще, может быть, немножко любви… и частичка тоски…

Найдя слова мужа неприличными, полковница потупила глаза и покраснела, точно пятнадцатилетняя девочка. Он обнял ее с улыбкой развратника и, поцеловав в голову, сказал:

— Только, пожалуйста, не хворай… Сколько раз ты ни приезжала в этот Карлин, полный привидений и черных воспоминаний, всегда платилась за это здоровьем.

— Здесь мои дети! — прошептала пани Дельрио.

— Кто же виноват, что ты не имеешь их больше? — сказал полковник с шутливой улыбкой. — Надо было постараться, чтобы хоть пара их кричали и в Люткове…

— Бог не дал… милый Виктор!

— Милая Теклюня!

Дельрио еще два раза поцеловал и обнял жену. Исполнив эту обязанность, он сел на стул и сказал:

— Когда же мы поедем?

— Не знаю. Доктор не позволяет…

— Ну его к черту! Но вот в чем дело: президент уже явился!

Полковница в большом замешательстве вскочила со стула и побледнела.

— Президент здесь? Кто сказал тебе?

— Да я сам видел его… сладенький, ни дать ни взять Лукреция…

Полковница опять села на стул и сказала:

— Приехал… ты говоришь правду, пора нам ехать, мы не можем жить с ним под одной кровлей…

— И я, со своей стороны, не могу сказать, что обожаю его, — подтвердил Дельрио. — Но один день как-нибудь проживем здесь… Между прочим, не мешает показать, что мы не боимся его и не бежим отсюда…

Полковница молчала и, потупив голову, погрузилась в печальную задумчивость.

— Ну же, душечка, рассей печальные мысли, которые привез с собою президент, — произнес муж, — перестань думать о нем, а лучше взгляни-ка на меня своими пятнадцатилетними глазками: они жгут меня до костей… Теклюня! Cher ange!

Но полковник напрасно пытался рассеять дурное расположение жены своей веселыми шутками. Пани Дельрио оставалась печальной и сердитой.

— Жизнь моя, — опять сказал полковник, спустя минуту, — подобное нерасположение к президенту могло бы внушить мне самые странные догадки, только одна любовь способна с такой быстротой обращать сахарные чувства в кислые…

На столь неуместную остроту полковница пожала плечами и воскликнула:

— О, решительно не понимаю, каким образом достает у тебя сердца под предлогом развлечения так жестоко мучить меня?.. Президент… да это для меня самое ненавистное существо на свете!

— Не стану защищать его, — отозвался полковник, — можешь ненавидеть его, сколько угодно… Но почему меня ты принимаешь так печально и холодно? Поверь, я не заключил ни малейшей дружбы с президентом…

При этих словах вбежала Анна и пригласила полковника завтракать. Кажется, муж и жена очень обрадовались этому случаю, потому что первый истощался на остроты, не имея чем поддержать их, а последняя хотела быть одна… Супруги простились только взглядами — и Анна, в замену мужа, осталась с полковницей.

* * *

Вышеописанная сцена ясно показывает, какова была жизнь в Карлине. Прекрасный замок, на который верно не один бедняк глядел со вздохом, воображая, что там проводят в полном смысле золотые дни, — этот замок, на самом деле, заключал несколько злополучных существ, несущих на плечах своих столь тяжелое бремя, какого не могли бы выдержать люди, одаренные большими силами и самым твердым характером. Там жил, во-первых, несчастный, обреченный на жизнь дикого животного, а окружающие родные, глядя на него с состраданием, не могли облегчить жестокой его участи. Там находилась мать, разлученная с детьми, и сироты, которых не Бог, а люди вырвали из родительских объятий. Наконец, там встречались и другие существа, только мучившие друг друга.

В тот день, когда мы заглянули в Карлин, президент, против своего обыкновения, по просьбе Анны и Юлиана, решился своим пребыванием не принуждать полковницу к выезду, а потому, вскоре после обеда, уехал из Карлина, извинившись перед полковником, что хоть он и считает себя хозяином здешнего дома, но по делам должен оставить гостя. Узнав об отъезде президента, пани Дельрио вздохнула свободнее и прямо догадалась, что этим счастьем она обязана Анне. Полковник также стал веселее, но своею веселостью никого не мог занять, кроме доктора Гребера, считавшего для себя обязанностью смеяться на все остроты не только своих пациентов, но и всей родни их. Полковница хотела опять видеться с Эмилием, но ей отсоветовали это под предлогом раздражительности больного, а в самом-то деле больше опасаясь вредных последствий для нее самой.