Собрание сочинений в десяти томах. Том 3

Оттон слушал, не глядя на графа.

— И Вигман получил все, что ему следовало… и отплатил цесарю непослушанием и изменою… так пусть же он страдает…

— Это не делает чести императорской семье, — буркнул граф, — если их кровь живет в нищете и без приюта… и если родственник императора должен, как простой солдат, служить за жалованье…

— Когда скверная кровь, то ее выпускают из жил, — ответил Оттон.

Вигман с цинизмом расхохотался.

— Я пришел просить не милостыни, а справедливости, — ответил он. — На то вас Бог посадил на этом троне, чтобы творили правду…

— Я и творю ее, — гневно ответил Оттон, — и с большей долей милосердия, чем строгости… А если я и согрешил, то скорее снисходительностью по отношению к тем, которые никогда не исправятся и не вдумаются в свои прегрешения даже тогда, когда им дают время для покаяния.

— Посмотрите на меня, — начал опять, возвышая голос Вигман, — посмотрите и, может быть, поймете, что я имею право жаловаться. Разве мне пристало быть тем, кем вы меня сделали?

Говоря это и издевательски смеясь, граф указал на свою порванную одежду и плохое оружие.

— Не мы из вас сделали такого нищего, а вы сами этому причиной! — воскликнул Оттон. — Вместо того чтобы сидеть на вашем графстве, вы братались со всеми бунтовщиками, пробовали соединить и восстановить против нас славян, и не только указывали им к нам дорогу, но и сами принимали участие в набегах.

— Точно так же и ваш сын ходил против вас, когда вы с ним несправедливо поступили… Да, это правда, что я искал у славян защиты, не найдя ее у вас…

— В таком случае и теперь ищите у них справедливости! — сердито воскликнул Оттон.

Вигман стоял и, глядя Оттону прямо в глаза, презрительно улыбался.

— Это последнее слово императора? — спросил он.

— Моли Бога, чтобы оно было последним, — сказал Оттон, — а то после него могло бы сорваться другое, которое бы навеки разрешило дело между мною и тобою.

Вигман после такого заявления остался равнодушен, не тронулся с места, не испугался.

— Хорошо, — ответил он угрюмо, — что есть многочисленные свидетели этого приговора, угроз и приема. По крайней мере люди не скажут, что Вигман не унижался перед своим господином, не умолял его… и что его оттолкнули.

Оттон отвернулся; сын и дочери стояли позади отца молча и испуганные. Свидетели в первой комнате с интересом прислушивались к разговору и ожидали исхода этой сцены, которая могла кончиться для графа тюрьмой или изгнанием. Оттон стерпел надменность своего родственника. Видя, что граф продолжал стоять, он прибавил:

— Поезжайте, куда вам приказано, под начальство Герона, исполняйте все, что он велит… а через год, когда вы исправитесь, посмотрим, что можно будет для вас сделать.

— Как, мне исполнять приказы Герона? Мне быть под его начальством?… — крикнул Вигман. — Да разве я бы стерпел, чтобы какой-то простой человек помыкал мною, унижал, делал бы из меня своего слугу?…

Оттон больше не желал отвечать, и Вигман, увидев, что он не изменит своего решения, собрался уходить.

— Пусть будет так, как судьба хочет, — сказал он. — Не из вашей руки, милостивый император, а от Бога принимаю то, на что вы меня осудили… Теперь буду знать, как мне поступить. Какие бы ни были последствия, пусть они падут на того, кто был их причиной… Вигман, горемычный и бедный воин, не имеет ни друзей, ни союзников, — прибавил он, — но Бог велик… найдутся такие, которые ему помогут и сделают сильным…

Эта угроза окончательно вывела из себя Оттона; повернувшись теперь к своей свите, он воскликнул:

— Благодари Бога, дерзкий человек, что сегодня Христово Воскресение, день радости и торжества, и поэтому я не хочу омрачать его строгостью! Уйди немедленно!

И Оттон вторично указал ему на двери.

Среди придворных произошло движение, и Вигман, опасаясь, чтобы кто-нибудь из более дерзких не надумал его вывести, с лицом, перекошенным гневом, стал медленно пятиться к двери. В обеих комнатах воцарилась полная тишина. Как будто боясь нападения, Вигман положил руку на меч и всякого, приблизившегося к нему в этот момент, он, без сомнения, зарубил бы.

Император следил глазами за каждым шагом своего дерзкого родственника, который медленно и как бы нарочито отмерял шаги, и уже находясь на пороге первой комнаты, он повернулся к Оттону, грозно и вызывающе смерил его взглядом, а затем, не спеша, чтобы не подумали, что он кого-нибудь боится, вышел из дворца.

Хотя Оттон сумел показать свою силу и стойкость, все-таки это происшествие произвело на окружавших неприятное впечатление.

Никто не смел ни заговорить, ни даже поднять глаз. Один из камергеров вышел в сени и следил за графом во дворе. Вигман сел на лошадь и выехал из замкового двора в сопровождении только двух человек, из которых один держал его щит, а другой громадный обнаженный меч.