Красиво исписанным,ЗолотообрезнымДерзким моим листкамТы улыбалась.Простила, что хвастаюЛюбовью твоей и моимВ одной тебе обретенным счастьем.Простила милое самохвальство.Да, самохвальство! Оно смердитЛишь для завистников,Для раздушенных друзейИ собственного вкуса.Пусть радость бытия сильна,Радость от бытия сильнее,Когда ЗулейкаМне дарит безмерное счастье,Бросая мне свою любовь,Как мяч;Его ловлю яИ ей бросаю в ответСебя, посвященного ей.Вот то прекрасное мгновенье!И вновь отрывает меня от тебяТо армянин, то франк.Но дни поглощает,Но годы длится,Пока я вновь создаюТысячекратноВсе то, что ты расточила.И снова свиваюСчастья пестрого жгут,Который на тысячу нитейТы распустила, Зулейка!Здесь перлы поэзии,Те, что мне выбросилСтрасти твоей могучий прибойНа берег жизни пустынный.Искусными пальцамиТонко подобранные,Сплетенные с золотомИ самоцветами,—Укрась ими шею и грудь!Они — дождевые капли Аллаха,Созревшие в скромной жемчужнице!
«Раб, народ и угнетатель…»
Зулейка
Раб, народ и угнетательВечны в беге наших дней.Счастлив мира обитательТолько личностью своей.Жизнь расходуй как сумеешь,Но иди своей тропой.Всем пожертвуй, что имеешь,Только будь самим собой.
Хатем
Да, я слышал это мненье,Но иначе я скажу:Счастье, радость, утешенье —Все в Зулейке нахожу.Чуть она мне улыбнется,Мне себя дороже нет.Чуть, нахмурясь, отвернется —Потерял себя и след.Хатем кончился б на этом.К счастью, он сообразил:Надо срочно стать поэтомИль другим, кто все ж ей мил.Не хочу быть только рабби,В остальном — на твой совет:Фирдоуси иль Мутанаби,А царем — и спору нет.
«Как лампадки вкруг лавчонок…»
Хатем
Как лампадки вкруг лавчонокЮвелиров на базарах,Вьется шустрый рой девчонокВкруг поэтов, даже старых.
Девушка
Ты опять Зулейку хвалишь!Кто ж терпеть такую может?Знай, не ты, твои слова лишь —Из-за них нас зависть гложет.Хоть была б она дурнушка,Ты б хвалил благоговейно.Мы читали, как ДжемилюПомутила ум Ботейна.Но ведь мы красивы сами,С нас портреты вышли б тоже.Напиши нас по дешевке,Мы заплатим подороже.