Собрание сочинений в двух томах. Том I

Сарра,
Мой мед,
От дыханья песков Ханаана
Тяжелый и теплый,
Агарью
Под лаской бьешься,
Испуская сладкие вопли
В недвижный стеклянный вечер
И звенящий песок
Пустынь.

Раскинув горячие ноги,
Разверзши последнюю тайну,
Агарью-язычницей стонешь
Под грузом
Счастливым
Меня.

10. «Земля любит молчанье…»

Земля любит молчанье.
Солнце любит мычанье.
Ветер любит звучанья
Струн, колес, меня.

Я люблю мое незнанье:
На чьем пороге любовь моя.

11. Озеро

Золотистое озеро.
Черная лодка.
Хорошо жить.

За голым деревом —
Зацепился за сучья —
Колышется закат.

Одинокое дерево.
Одинокая скамейка.
Молчи. Молчи.

Веет вечер.
Хлынь, еловый ветер!
Хорошо жить.

12. «Вечер большою птицей…»

Вечер большою птицей
Садится в хлеб, в поля.
Черная, преет-дымится,
Дышит теплом земля.

Дразнит молвой человечьей
Близкий смутный бор.
Теплый струится вечер.
Теплый стоит забор.

13. Мрак

Я ждал властительницу грозную.
Дрожало лунное пятно —
В глухую ночь, такую звездную.
Ударил стон в мое окно.

Тогда, разбив бокал единственный,
Где жаждал губ моих заман,
Ушел я тихо и таинственно
В ночной туман.

И ночь моя, играя блестками
Зажженных кем-то огоньков,
Мне шла навстречу перекрестками
Под звон серебряных подков.

И я, вселенский и ненужный,
Печаль и радость поборов,
Спокойно шел во тьме и стуже
К огням неведомых костров.

14. «Вот пуст мой дом. Цвети, мой посох…»

Вот пуст мой дом. Цвети, мой посох.
Убогий вечер так угрюм…
Приют и мир вам, божьи росы.
Вам — душу сладкую мою.

Варган и тупь мирокружений,
Напрасный бой любых подков…

Но в час глухих изнеможений
Спасет полынь моих стихов.

II

15. Снег в Париже

Тихо падает снег
На шляпы, трамваи, крыши.
Тихо падает снег.
Все — глуше, белее, тише…

Черти ли чинят погром —
Порют божьи перины?
Ангел ли стелет ковром
Оброны райских кринов?

Или дыхание рек,
Мое и других животных
И впрямь обратил Он в снег,
Нежный, простой, бесплотный?..

Ах, не преть бы сейчас
В этом тумане Парижа,
Где тускл человечий глаз,
Где сердце носят, как грыжу.

Но открыть глаза — и стать
В огромном белом поле,
Где белая ширь — благодать,
Где страшная белая воля.

Чтоб не видеть, не знать, не гадать.
И когда раскалит скулы,
Не ждать огонька, что как тать
Мигнул бы из снежных разгулов.

Чтоб горел я, Божья свеча,
Один — в степном урагане.
Чтобы тужился, бился, звучал,
Как струна, в ураганном органе.

Стоять, закрыв глаза,
И белую слушать негу…
Знать: нельзя назад.
Обрастать тоской и снегом…

И став святее детей,
И простив Ему всю обиду,
Слушать, слушать метель,
Стыть, как забытый идол.

16. «В скучном дождливом мреяньи…»