Собрание сочинений в пяти томах. 1. Парижачьи

Но зрелище трех плачущих друзей было слишком сильно, чтобы он мог остаться к нему равнодушным и далеким. Чего же однако они раскисли?

Что с вами, в слезах. Да что с вами господа, в чем дело. Чем объясняется ваше такое удрученное состояние. Жизнь прекрасна все идет своим чередом, солнце свой круг, человечество свой круг, природа — свой, наш день — свой. А вы сидите и плачете. Втроем. Я ничего подобного никогда не видал.

Что это нервы. Да, послушайте, что это с вами. Что с тобой старина, сказал он хлопая щеголя по плечу.

Я рад, что вы приехали лицедей. Все ужасно и безнадежно.

Ужасно. Но что же ужасно?

Лебядь обернулась. Как это вы с довольной физиономией после того, как накрутили напутали и наклеветали. Уходите прочь, нечего улыбаться, это из-за вас все эти слезы.

Из-за меня.

Вы же не с неба упали. Ведь это вы наклеветали на меня здесь купчихе, пока я гуляла вокруг озера. Это вы, пока я сидела против вас молчали, а за моей спиной строили гадости. Она поднялась.

Вы человек низкий и недостойный. Вы всегда мнили себя краснобаем и великолепным. А из всех нас сегодня вы обнаружили породу самую недостойную и недопустимую. На что все это похоже.

Вы наговорили на меня гадости купчихе. Потом вы поехали к мужу швеи, чтобы проделать и там какую то эскападу. И после того, как посеянные плоды стали давать плоды самые печальные — вы, что вы сделали. Где пропадали, чтобы явиться и пожать эти плоды.

Со всех своих философических высот лицедей шлепнулся в самую гущу грязи.

Вы что-то не так освещаете, обратился он к лебяди.

Вы полагаете, сказала она строго, что существуют только освещения и нас вы всех долгое время учили этому. Между тем кроме освещений существуют и факты и если факты проходят скрытыми от нас то тем хуже для нас ибо мы висим в таком случае на одной видимости. Я ничего не освещаю. Я привожу факт. Приехав сюда вы говорили по поводу вашей жены. Услышав ряд реплик со стороны купчихи, вы скрыли от нее факт моей встречи с ней. Но когда я ушла, вы об этом ей рассказали. В результате этого поступка вы перессорили нас. Это все, что я могу сказать. Меня удивляет после этого ваша развязность.

Зато я могу добавить очень многое, отозвалась швея. Я могу рассказать о моем посещении лицедея сегодня утром и тогда многое вам станет ясным.

— Я тоже могу сказать кое-что о посещении меня лицедеем, отозвался щеголь.

— Мы ищем виновника всех этих сегодняшних приключений. И мы убеждены, что виновник это вы.

Лицедей озирался. Положение его было совсем незавидное. Трое его старых друзей, только что ссорившихся и плакавших, образовали против него единый фронт. Ему некогда было сентиментальничать по поводу этого наступления плакать жаловаться или оправдываться. Надо было принять бой. Был ли он достаточно силен и достаточно ли он оправился, он этого не знал. Но размышлять было некогда. Вся надежда разъединить союзников и добить каждого по очереди. Эта светская стратегия опять нужна была ему. И он входил в эту борьбу самоуверенный, убежденный в успехе, как бы трудны не были обстоятельства. Он откинулся на спинку стула.

Но швея не дала ему приготовиться.

По вашей позе и по вашим ужимкам я вижу, что вы готовите опять фонтан красноречия, чтобы сбить нас с толку. На этот раз нас не введете в затруднение вашими маневрами.

Я требую свободу. Можете ли мне запретить защищаться как я хочу и могу, если вы на меня нападаете. Если же вы ограничиваете меня с самого начала, то я сдаюсь и прошу делать со мной что вам угодно.

Он отвернулся. Все замолчали. Щеголь встал прошелся по террасе и подошел к столу.

Положив руку на стол он поиграл с салфеткой. Положил ее разложил снова и переложил.

Я не знаю к чему нам апеллировать господа. Я думаю к честности. Быть может это единственное, что поможет нам спастись. Учитываете ли вы, лицедей, со всем вашим самодовольством и вашей самоуверенностью в какой тупик мы попали. Понимаете ли вы, как безвыходно наше положение, если мы все будем такими каковы мы сейчас.

Я надеюсь на просвет светящий в просвете этого света. Вот почему я возвращаюсь к мысли, что мы должны договориться с вами.

— Не надо, — сказала лебядь. Все равно это ни к чему и ни к чему привести не может. Мы того же требовали от швеи. А к чему привело это желание, — к тому что стало еще хуже и я дала бы дорого, чтобы не знать того обо всей этой истории с моим мужем, о которой рассказала мне швея. Я не сержусь ни на нее, ни на него нисколько. Меня пугает не самый факт, а обстоятельства и обстановка, в которой он родился. Ложь, которая лежит подо всеми нами и нас всех вяжет. И я знаю, что если сделать шаг вперед, то будут раскрываться новые и новые истории, они не усугубят положения, которое я признаю безнадежным. Но я предпочитаю, чтобы меня казнили за меньшее количество преступлений и не знать, что все мои ближние тоже воры и убийцы — кончат так же как я.

Но у нас нет другого исхода, — отозвалась швея. Вот почему я возвращаю вам свободу, лицедей, и прошу вас продолжать.