Собрание сочинений в пяти томах (шести книгах) Т. 1

«Дорогая Динушка! Передо мной лежит Ваша открытка, адресованная Вере, и трудно написать о том, о чем до сих пор никому сообщить не было сил, да впрочем, никто ей и не писал больше из старых друзей за весь этот год… Веры больше нет. Она скончалась 2 августа прошлого года в больнице после долгой болезни (психической), скончалась, в сущности, от истощения крайнего, до которого довела себя сама почти полным, а порой и полным отказом от пищи в течение долгих дней и недель. Связно и подробно рассказать обо всем трудно, тяжело. Коротко: я с первого дня войны был призван, но находился в Москве и под Москвой, так что виделся с ней каждый день, а когда уезжал из Москвы, то раз в две недели бывал дома непременно, и она знала, где я и что со мной. Первый год она вынесла хорошо, но дальше, когда на фоне холода и голода ей выпало на долю хоронить всех стариков, умиравших у нее в квартире на ее руках: сначала двух теток жены Любы, потом Аксюшу, всех одиноких, крайне истощенных, когда я почти ничем материальным помочь не мог. Люба целые дни работала, и ко всему этому добавилась потеря на фронте почти всех близких и друзей — ее здоровье не выдержало. Когда стало невозможным оставлять ее дома одну, пришлось устроить ее в больницу; там скоро признали ее хроником и отправили в Загородную, в ста с лишним верстах от Москвы и в 15 км от станции. Говорили, что там условия лучше. Отправку ни с кем не согласовали. Пробыла она там недели три. Потом пришло извещение, что она на грани полного истощения, хотя она и в Москве ничего не ела, и в больницу пришлось ее отправить, помимо всего, потому, что приходилось устроить ее на искусственное питание. Но сообщили так, что виной всему этому условия в больнице. Взяв отпуск, я поехал туда и нашел ее в ужасном состоянии. „В прекрасных условиях с очень хорошим уходом и питанием“ она продолжала не есть; съедала через день два, три финика. Мне она так обрадовалась, что я покормил ее с ложечки рисовым отваром и чем-то еще молочным, и стала просить взять ее, когда я ей предложил. Врачи тоже стали советовать, когда увидели, что она ест и отвечает мне (она не говорила, а только писала) и улыбается. И тогда я решился сделать эту последнюю просьбу. Мы ехали ужасно: до станции — частью на грузовике, частью я нес ее на руках. Правда, она была легкая невероятно. В Москве до дома шли с ней больше часа. Транспорта, конечно, никакого, да никто и не знал, когда я приеду и могу ли ее привезти. Дома она два дня ела и была очень рада, что вернулась, а потом опять закрыла глаза, перестала отвечать и есть. Вызвал врача. Он потребовал немедленно отвезти ее в больницу. Пришлось опять идти на это. Там она пришла через несколько дней опять в себя. Я был у нее. Мечтала, что поправится, приедет домой к Колиным именинам, но, очевидно, было уже поздно: все эти длительные приступы довели истощение до таких пределов, что недели через три пребывания в больнице она скончалась. В это время с ней никого не было. Тело мы взяли и похоронили на Даниловой кладбище…»

Ты помнишь эту ночь? Как плакал старый сад,
Псы рвались на цепях и лаяли тоскливо,
Увядшие цветы приподнимались с гряд,
В безлунный влажный мрак вперяясь молчаливо…
………………………………………………
 Ты помнишь, как, скрипя, закрылась в детство дверь,
И кони, фыркая, о мокрый гравий били?
Не помнишь? Этот груз несу один теперь —
Что можешь помнить ты сейчас в твоей могиле?

(«Поэма без названия». Посвящение)

Всю войну Сергей Николаевич прослужил в войсках МПВО, получил награды.