Имение было майоратным и после смерти родителей должно было перейти к старшему в семье. Прадед С. Н. Толстого Николай Николаевич [123]был младшим братом, а старшим — знаменитый Яков Николаевич Толстой, друг молодости Пушкина (которому поэт посвятил два стихотворения), литератор, впоследствии тайный советник российского правительства в Париже. Но в связи с его сложной судьбой имение перешло среднему брату, Ивану Николаевичу Толстому, сенатору, ревизовавшему Сибирь в то время, когда там находились друзья братьев — декабристы. Историю о том, почему Иван и его младший брат Николай, офицеры-семеновцы, прошедшие войну 1812 года, не оказались с ними на Сенатской площади, рассказывал маленькому Сергею отец, читая главы «Семейной хроники», и потом тот повторит их в своей повести «Осужденный жить».
Прадед автора, Николай Николаевич, получив за женой Елизаветой Алексеевной Загряжской имение Новинки, которое досталось ей от прадеда Дмитрия Даниловича Загряжского, стольника царицы Прасковьи Федоровны, «за многие раны и увечья, полученные им в Азовском походе», построил здесь дом, руководствуясь воспоминаниями о большом толстовском родовом гнезде и образцами хозяйственных строений имения матери своей жены, Екатерины Афанасьевны Загряжской, урожденной Луниной, «Селихово Новоторжского уезда той же Тверской губернии с чудными громадными каменными службами, каменными сараями, амбарами с засеками и подъемными воротами… Имение Новинки было хотя и не так капитально, как Ельцы и Селихово, но, тем не менее, представляло из себя маленький городок». [124]Дед Сергея Николаевича — Алексей Николаевич Толстой [125]родился уже здесь.
Фраза, когда-то сказанная отцом: «Надо знать своих предков не для того, чтобы ими гордиться, а чтобы стать их достойными» («Осужденный жить») станет для Сергея Николаевича программной. Он не только увековечит их память, но восстановит разорванные страшным временем, в котором ему пришлось жить, генеалогические связи, объединив их в единую мощную историческую цепь, открыв тем самым огромный пласт русской культуры.
Систематизируя огромный семейный архив и знакомя мальчика не только с историей рода, но и с историей России, отец сумел вложить в его душу ответственность перед предками за свое Отечество и ее культурное богатство: «Это ведь даже не наше. Это общее, русское прошлое, то, которым Россия и впредь будет жить…» («Осужденный жить»)… «Шесть сундуков… таких, что в каждом из них, согнувшись, мог бы жить человек. Все они набиты плотно. Здесь столетняя переписка многих семейств. Документы и ценнейшие материалы о войне 12-го года, декабрьском бунте, подлинные, никому не известные. Дальше Севастополь, освобождение крестьян, Бакунин и Герцен, даже Карл Маркс, в его связях с Россией. Сюда, в кабинет отца, иногда проникали приезжие историографы и поражались… Письма Сенковского, Глинки, Листа и Рубинштейна… рисунки и письма Брюлловых, Боровиковского, Венецианова и Трубецкого. Письма Волконских и Вяземских…» («Осужденный жить»).
В такой атмосфере прошло детство Сергея Толстого, с удивительными рассказами отца о далеком прошлом и о совсем близком — своей жизни, конце XIX века. Недаром писатель ощущал свою принадлежность к прошлому веку, к которому относились по рождению его родители, братья и сестра: «Как сын своих отца с матерью, брат своих братьев, должен был я находиться в одном поколении, — время помещало меня в другое» («Осужденный жить»).
«Первоклассное для своей эпохи образование», полученное в свое время его отцом, и его твердая монархическая позиция, строго-религиозные взгляды — все это закладывало в мальчике те незыблемые основы, те вечные ценности, которые впоследствии так помогли ему.
Для своих детей Николай Алексеевич создал в имении «суворовский режим», поднимая их в «пять утра, заставляя обливаться холодной водой, ежедневно подолгу вместе с ним работать в саду и усердно учиться» («Осужденный жить»).
Последний, поздний ребенок в семье, Сергей Николаевич вобрал в себя и весь опыт воспитания старших детей (считалось, что его воспитание было более мягким и снисходительным), и уже созревший к этому времени литературный талант отца, хотя и ранние произведения Н. А. Толстого, в частности, сказка «Три сестры», была с восторгом принята и оценена Гиляровским, который, прочитав ее, написал и послал «Неизвестному» Толстому восторженное стихотворение, заканчивавшееся словами: