Писатель. Он увидел его в полуоткрытом ящике стола.
Режиссер. Он выстрелил в Диего?
Писатель. Он выстрелил в Инес.
Режиссер. В женщину?
Писатель. Он медленно поднял револьвер, и когда раздался выстрел…
Снова гремит выстрел.
Инес упала на руки Диего.
Диего
Режиссер. Ничего не понимаю. С какой стати Педро убивает женщину? Из нашей истории следует, что он должен убить двойника.
Писатель. Он убил женщину. Двойник и Педро берут мертвую женщину на руки, несут через весь зал и кладут на скамейку в нише. В нише темно, и Педро не может разглядеть, что изображено на картине, висящей над скамейкой. Оба стоят над убитой и смотрят на нее, на ее застывшее тело, на белое лицо и белые руки. В дальнем окне начинает сереть раннее утро.
Педро. Я убил.
Диего. Вы убили, потому что не хотели убивать. Вы стали убийцей, потому что боялись стать им.
Педро. Вы тоже ошиблись в расчетах.
Диего. Я никогда не ошибаюсь.
Педро. Что вы хотите этим сказать?
Диего. Вы поступили так, как мне хотелось, ваше преступление замыслил я. Женщина должна была умереть, ибо в ней причина преступления, совершенного мной.
Педро. Я, значит, был только орудием?
Диего. Топором, с помощью которого я совершил казнь.
Педро. Вы перехитрили меня.
Диего. Можете уйти. Вы мне больше не нужны.
Педро. Вы дьявол.
Диего. Нет. Но я знаю людей.
Молчание.
Педро. Я могу идти?
Диего. Пожалуйста.
Педро. Куда?
Диего. Куда хотите.
Педро. Меня арестует высший суд?
Диего. В конце концов, вы ведь убили человека.
Молчание.
Педро. Давайте выпьем это вино, и я уйду.
Диего
Педро. За окном над городом встает утро, сударь. Давайте выпьем за это.
Режиссер. А дальше?
Писатель. Человек, которого мы назвали Педро, стоит перед своим двойником Диего, снова усевшимся за стол. Он смотрит на него. Потом тоже садится за стол, на котором стоят два стакана и кувшин с вином, уверенной рукой берет кувшин и наполняет стаканы.
Режиссер. И они пьют?
Писатель. Пьют оба. Диего смотрит на Педро, долго, неподвижным, угрожающим взглядом, глаза похожи на две ледышки, смотрит до тех пор, пока стакан не вываливается из его руки и не разбивается вдребезги.
Слышен звон разбитого стакана.
Он наклоняется над стаканом и падает головой на неподвижные руки. Педро вскочил со своего места. Свечи догорели, белые стены потускнели, на столе и на полу темнеют лужицы пролитого вина. Двойник, тяжело дыша, поднимает голову и откидывается на спинку кресла. Выражение его лица не меняется, глаза похожи на две ледышки. Педро обеими руками подхватывает умирающего и что-то кричит ему в ухо. Зал заливает мерцающее молочно-белое утро, оно несет с собой нарастающую угрозу.
Педро. Скажите мне правду.
Диего
Педро. Вы слышите меня?
Диего. Умирать легко… Я слышу ваш вопрос, правда, голос доносится издалека.
Педро. Вы знали, что я убью вас?
Диего. Я же сказал вам об этом.
Педро. А раз знали, тогда зачем освободили меня из тюрьмы?
Диего. Знать правду не всегда на пользу делу.
Педро. Я хочу знать правду.
Диего. Этой ночью я пришел к вам в камеру, чтобы умереть за вас. Но вы не взяли на себя мою вину.
Педро
Диего. Сделай вы это прошедшей ночью, и вас бы освободили.
Педро. Освободили?
Диего. Именем высшего суда. Я бы охотно умер за вас.
Педро. Так решил высший суд?
Диего. На все его воля.
Педро. Вы говорите правду?
Диего. Вы этого хотели.
Педро. Теперь я убийца.
Диего. Вы убили Инес и меня. Я выпил вино, которое вы мне предложили.
Педро. Что вы за человек?
Диего. Такой же, как вы. Ни хуже ни лучше.
Режиссер. Он умирает?
Писатель. Он умирает.
Режиссер. Два убийства в течение десяти минут. Как в кино. Вы делаете успехи.
Писатель. А вам хотелось бы чего-то серьезного, основательного.
Режиссер. И Педро проснется.
Писатель
Режиссер. Что это был только сон.
Писатель
Режиссер. Душевная неприкаянность, пучина сна, в которую он погрузился, холмистая местность, сливающаяся где-то там с унылыми горами и туманными озерами, — так, кажется, вы изволили выразиться, — затерявшийся в этой местности большой город, старинные дома, необычные фронтоны, выделяющиеся на фоне ночного неба, и все залито светом молодой луны — сплошь атрибуты ночи, когда просыпаешься от кошмарного сна. Вы же сами говорили: как во сне, все как во сне.