Собрание сочинений в пяти томах. Том второй. Дорога ветров

Новожилову удалось найти прекрасные отпечатки глоссоптерисов — очень древних высокоорганизованных растений, близких к высшим — покрытосемянным. Глоссоптерисы возникли и распространились двести пятьдесят миллионов лет назад на южных материках — в Южной Африке, Южной Америке, Австралии, Антарктиде, затем в Индии. Другой важной находкой Новожилова оказались интересные породы — угольные конгломераты с плоской галькой из окатанных кусочков угля. Перед нижнепермскими отложениями Сутай-Хурэ, так же как и в громадах пермских гор западнее Ноян сомона, мы, палеонтологи, чувствовали себя в преддверии большой загадки Азиатского материка. Здесь должны были сохраниться кости самого древнего наземного населения Азии — четвероногих позвоночных.

Находка нижнепермских отложений, состоящих из пород, обогащенных растительными остатками и темными солями железа с флорой южных материков конца палеозойской эры, здесь, в центре Азии, поднимала крупные научные вопросы. Рассматривая эти отложения (названные гондванскими — по стране гондов в Южной Индии) как отложения умеренных климатических поясов, приходилось признать, что климатические пояса нашей планеты в верхнем палеозое распределялись совершенно иначе, чем современные. Гондванские нижнепермские отложения южных материков связывались с Азией через Индию. Другая колоссальная область распространения гондванских отложений с такой же кордаитовой «тайгой» находилась в нашей Сибири, в Тунгусском (правобережье Енисея) и Кузнецком бассейнах, заполненных мощными материковыми отложениями. Развитие таких же отложений в Центральной Азии — Монголии — соединяло гондванские отложения Индии и Сибири, а следовательно, Сибири и южных материков. Получалась как бы гигантская полоса, протянувшаяся с севера на юг от Антарктики до Арктики. Если эта полоса означала климатический пояс, то, значит, климатические пояса верхнего палеозоя располагались перпендикулярно к современным и экватор пермского времени стоял «вертикально», как наш современный меридиан. Следовательно, ось нашей Земли лежала в плоскости эклиптики, в плоскости вращения планет вокруг Солнца, подобно тому, как вращается в настоящее время планета Уран. Само собой разумеется, что решение проблемы потребует еще длительной большой работы. Астрономы, пока упорно верящие в незыблемость планетных осей, будут находить всяческие возражения и авторитетно «опровергать» нас, геологов… Как бы то ни было, вопрос был очень интересен и открывал широкие горизонты. Было над чем думать под шум дождя, барабанившего по брезенту машины в лагере на Бумбату.

И другие, может быть, не столь крупные вопросы геологии заставляли заниматься их выяснением. Изучая бэль хребта Бумбату, я заметил на нем три отчетливо выраженных уступа, каждый высотой от сорока до семидесяти метров. Эти уступы проходили вдоль всей котловины на абсолютной высоте от тысячи шестисот до тысячи семисот пятидесяти метров. Хотя во многих местах они были разрушены выветриванием и размывом, остатки их уцелели. Такие же уступы отмечались на гряде Оши, у подножия хребта Чжиргаланту. Я прослеживал эти уступы, все более убеждаясь в правоте географа Э. М. Мурзаева, считавшего, что они являются озерными террасами, то есть выработаны на склонах гор волнами озера. Значит, когда-то озеро Хараусу распространялось гораздо дальше на юг и Дзергенская котловина представляла собой его южный залив. Восточный берег этого залива обрамлял хребет Бумбату-Нуру. Хребты впоследствии поднялись, а озеро сократилось, и теперь террасы, на которых плескались озерные волны, находятся на высоте больше ста метров над дном Дзергенской впадины. После маршрута по Бумбату моя догадка превратилась в уверенность. Я вернулся в лагерь, чтобы вычертить расположение террас на карте и посмотреть их совпадение с границами древнего озера. Лагерь стоял пустой: все, кроме спавшего в палатке больного повара, были на раскопках.

Линии террас легли на карте как нужно, но я не успел насладиться торжеством ученого. Налетевший смерч сокрушил мою палатку, унес пачку оберточной бумаги, две алюминиевые сковородки и штаны Новожилова, сохнувшие после стирки. Веревки лопнули, верхний горизонтальный кол переломился, а задний угостил меня по шее в то время, как я прикрыл собой драгоценные дневники и карты. Страшнейшая пыль с пола засыпала мне глаза, нос и рот. Через секунду все кончилось, и я выбрался из-под тяжелой материи ползком. Помочь поставить палатку было некому, одному при ветре это сделать не под силу. Ничего больше не оставалось, как, пользуясь ясной погодой, снова уйти в маршрут.