Собрание сочинений в пяти томах. Том второй. Дорога ветров

Вернувшись к машинам, мы решили позавтракать, так как с утра, торопясь доехать, не поели. Затем распределили участки, чтобы не ходить по пятам друг за другом. Эглон и Орлов пошли немного наискось от останца — на северо-восток, Громов и Данзан — прямо вверх по промоине на север, а я взял направление на восток через высокий увал, загораживающий, по-видимому, красный лабиринт. Машины с людьми пока оставались на месте: потом, когда мы осмотрим местность и найдем наиболее подходящее для раскопок место, мы попробуем подобраться к нему поближе, чтобы не таскать на себе грузы…

Ветер подгонял меня в спину, все больше свирепея и продувая даже ватник. Однако шел я тяжело — на длинном подъеме как-то особенно чувствовалась высота, которая здесь, на бэле Нэмэгэту, достигала примерно тысячи семисот метров. Повар Никитин прошел правее меня, обогнал и скрылся за гребнем. Наш веселый повар оказался одним из самых страстных охотников за костями, хотя его малоподвижная профессия никак не давала бедняге развернуться. Перевалив через один увал, я увидел впереди еще такой же, только усыпанный более крупными многогранниками. Щебень с грохотом осыпался под ногами на спуске. Склон внезапно закончился отвесной стеной. На пятнадцать метров ниже находилось дно сухого русла, разделявшего два параллельных увала. Я заметался на сыпком краю обрыва в поисках безопасного спуска, но такого не нашлось. Левее оказалась узкая боковая промоина, в которую я и спустился, вернее, свалился. Но падение затормозилось о стенки, песок внизу смягчил удар. Только взобравшись на вторую гряду, я увидел, что в полукилометре ниже по руслу склоны были гораздо положе. Но уж так бывает всегда, когда торопишься пересечь горную местность прямиком по намеченному направлению!

Странен и необычен был ландшафт, раскинувшийся передо мной. Я находился на уровне поверхности бэля, сплошь покрытой панцирем черного щебня и крупных черных камней, обточенных ветрами и песком в виде пирамид с острыми ребрами так называемых пустынных многогранников. Бесчисленные промоины и ущелья вскрывали породы, из которых состоял бэль, поэтому по черному фону змеились красные, оранжевые, желтые и серовато-желтые ущелья с отвесными стенами, а на дне ущелий лежали серые, голубоватые в дневном свете пески сухих русел. Растительности почти не было, не было никаких признаков животной жизни. Желтые и красные башни и колонны чередовались в рядах обрывов, уходивших на много километров на восток, к Гильбэнту.

Ветер назойливо шумел по давно обдутой до последней песчинки поверхности плато. Воздух был чист, и ясное, без единого облачка, небо еще сильнее подчеркивало безжизненное одиночество лабиринта, огражденного совершенно голыми серыми скалистыми кручами Нэмэгэту.

Слабый крик нарушил молчание, казавшееся вечным. Я увидел маленькую фигурку, карабкавшуюся на гребень около угла котловины, намеченного мною для спуска. Это был повар. На плече Никитин тащил какой-то черный, несомненно, тяжелый предмет. Я ускорил шаги, и через несколько минут повар с торжеством опустил на землю передо мной двухпудовый кусок бедра громадного динозавра. Энтузиаст едва переводил дух и от подъема, и от веса своей находки. Всегдашняя улыбка сменилась буквально сиянием.

— Там много костей лежит, — показал он на промоину, — я как увидел, так сразу схватил эту и поволок к машинам. Какая громадина! Вот так кость…

— Вот что, Иван Николаевич, — серьезно начал я, — если вы хотите сделаться настоящим палеонтологом, то сразу и навсегда запомните такое правило… Да что там правило — закон! Если найдете что-нибудь, то никогда нельзя ничего трогать и тем более хватать отдельные куски. Сначала надо зарисовать, занумеровать, потом принять меры, чтобы не рассыпалось, и лишь после всего этого брать, тут же упаковывая… А так делать не годится — схватил первое попавшееся и понес.

Смущенный повар вытер пот и безропотно взвалил на плечо тяжелую кость…

— Пойдемте посмотрим, и я положу ее на место…

Мы спустились в ущельице с большим трудом. Как вынес отсюда повар свою добычу, карабкаясь по отвесной стене?

Плита — слой твердого песчаника — образовала в более податливых разрушению глинистых породах широкий уступ. На этом уступе лежало множество костей — широкие дуги громадного таза, толстые, как поленья, обломки костей конечностей, хищно изогнутые ногтевые фаланги… Да, здесь была вымыта из породы задняя половина скелета громадного ящера. Но напрасно Никитин нес обратно громоздкую кость. Скелет весь рассыпался и был непоправимо испорчен выветриванием. Солнце, мороз, вода и ветер уже сильно разрушили лежавшие на поверхности кости. Вся плита была усеяна продолговатыми кусочками характерного светло-серого цвета, на которые, как на щепки, распадается ископаемая кость при выветривании.

Уступ песчаника выдвигался над узкой промоиной, круто спадавшей к дну котловины. Водоток промоины был усеян обломками костей, замытых весенними потоками в глину, теперь затвердевшую, как цемент.