Собрание сочинений в семи томах. Том 5. На Востоке

Что произойдет из того — скажет нам Москва и время, да те из русских, которые пробираются теперь в самую глубь Китая караванами. Что знаем мы сами — об этом поведаем дальше.

3. «БЕЛЫЙ МЕСЯЦ»

В конце декабря, в январе, а иногда и в начале февраля месяца Кяхтинский тракт раз в году делается приметно оживленным. На станциях почасту и подолгу задерживают проезжающих, на долю смотрителей выпадает несколько бессонных ночей; в большом количестве расходуются ими чернила и сальные свечи; с большой твердостью и готовностью подкладывают они под руку горяченького проезжего жалобные книги (которые, как известно, не имеют особого значения и, кроме переводов смотрителей на другие места, других улучшений не вызывают).

Бойкие на ногу сибирские лошади, между которыми в Забайкалье лучшими почитаются степные сартольские, в середине зимы на Кяхтинском тракте начинают возить вяло, очень медленно: в конце станции едва шевелят ногами; свежие выводятся с заднего двора лохматыми, закуржавевшими от инея; многие из них кашляют; всех подергивает по телу жестокая дрожь.

Новый ямщик, подтягивая супонь, сердито смотрит и громко говорит:

— Подойдет это окаянное время, словно их из пушки кто выпалит: и днем и ночью едут. Чаю напиться не успеваешь.

А без кирпичного чаю, как известно, сибиряк, простой человек, и лба не крестит; а без того чтобы не надергать лошадям ноздри и таким образом не заставить их чихнуть (в предупреждение сапа) — сибирский ямщик их и в стойла не поставит. Долго проводит он их потом, чтобы не запалились, и уже наверно на это время одна лошадь хромает, а другая, насквозь простуженная, учащенно дышит и отдает паром.

— Я сегодня в третьи; ты в которые? — переговариваются ямщики.

— В пятые. Прибежал на станок: лошадей нету, в разгоне. Стал упрашивать смотритель, чтобы прогоны взять и «на водку» моя — чужой станок обработал.

— Как, парень, кони выдерживают?!

— Дивуюсь, друг!

Перестали дивиться этому обычному явлению на всех трактах Восточной Сибири, ведущих в Петербург и на Амур, и дивуются ямщики усиленному разгону лошадей только на Кяхтинском тракте (более других свободном); и только во время двух вышеупомянутых зимних месяцев дивуются ямщики и переговариваются:

— И все, друг, из Иркутска.

— Все чиновники.

— Все с семействами: на двух, а то и на трех тройках!

— Все на китайский праздник гоношат.

Это верно. Если за несколько дней до этого времени прислушаться к общественным разговорам во всех кружках разбитого на два лагеря иркутского общества, в числе многих пустопорожних городских новостей на первом месте неизбежно встретишь известие о том, что вот этот едет в Кяхту, что вот тот собрался со всем семейством и проч. Затем в том же Иркутске во весь год потом за вопросом: «Удалось ли вам побывать в Кяхте?» — непременно попотчуют вторым: «Случилось ли вам попасть туда на «белый месяц»?»

Пишущему эти строки на «белый месяц» попасть довелось, а что случилось ему там узнать и увидеть тогда, — о том он намерен рассказать теперь. Маленькое, круглый год скучающее общество пограничного городка Троицко-Савска нашел он приметно оживленным: туда наехали гости из иркутских чиновников, для которых китайский праздник служит развлечением, некоторого рода вакацией и вместе с тем наградой за годичные труды и однообразные занятия. В четырех верстах от Троицко-Савска, в скромных общественных кружках торговой слободы Кяхты, также явились новые лица и также большей частью из Иркутска, про каковой и привозятся самые свежие вести, три года тому назад имевшие для Восточной Сибири большой интерес.

Вести и новости эти для нас не имеют большого интереса, но китайский праздник «белого месяца» — явление любопытное.

Ему предшествует обыкновенно исчезновение всех китайцев до единого из домов всех кяхтинских купцов и комиссионеров. Китайцы один день из Маймачина не выходят и туда никого из русских не пускают. Этот день полагается первым днем, началом праздника, он же и первый день весеннего месяца и нового года. В то время, когда и мусульмане-азиаты, привыкшие распределять свои годы по лунным изменениям, высматривают новый месяц, чтобы кончить пост, начать есть сладкие яства, — и будисты-азиаты, маймачинские китайцы, приступают к своему заветному празднеству, основанному на том же появлении первой весенней луны.