Собрание сочинений в семи томах. Том 7. Статьи, очерки, юморески

Впрочем, нам уже не нужно напрягаться, чтобы представить себе это, — в кино нам все покажут наглядно и с подробностями. Разрушенная улица, над которой еще клубятся тучи праха и дыма, растерзанные тела, горящие трупы, дети, кричащие от ужаса, — дети, китайские или наши, они так похожи друг на друга. Так что мы знаем почти из первых рук, как это выглядит. На мгновение судорога сведет горло, охватит смутное чувство, что надо что-то делать — кричать, протестовать, подняться и идти на улицы с призывом, что люди не должны этого допустить… Но боюсь, со временем мы привыкнем и к этим потрясениям, пока их демонстрируют только на экране. И кинозрители будут говорить с разочарованием: на прошлой неделе было страшнее.

И все-таки никто не верит, что теперь так и будет, что избиение женщин и детей станет главным способом решения международных проблем. До такого варварства человечество еще не докатилось. Мы должны надеяться, что со временем люди будут смотреть на ежедневные налеты авиации как на сугубое убийство, как на какой-то нравственный амок, которому поддались те или иные народы, отпавшие на время от остального человечества. Нельзя допустить, чтобы люди будущего осудили с ужасом и отвращением весь наш современный мир за то, что он с недостойной терпимостью относился к бешенству массовых убийств.

Я не строю иллюзий, не считаю, что новый протест против налетов авиации на открытые города, который хочет заявить Англия, сохранит жизнь тысячам безоружных жертв в Китае или Испании, спасет их от бомб, которые падают на их дома и на их головы. Убедить народы и правительства в том, что они допускают нечто ужасное и безнравственное, нелегко. Но даже зная, что простое осуждение, не сопровождающееся санкциями наказаний, не смягчит нравы тех, кто щедро написал кровью историю нашего времени, все же очень важно и своевременно высказать такое осуждение. Нужно все время повторять, что убийство — это убийство, что оно есть и будет осуждаться, как убийство. Ни на мгновение нельзя позволить, чтобы укоренилось чувство, будто наше время освобождает от норм нравственности, которые мы унаследовали от отцов. Надо во что бы то ни стало сохранять нравственные идеалы отцов, чтобы передать их грядущим поколениям. Конечно, словесное осуждение еще не действие — это правда, но равнодушное молчание — уже дурной поступок, уже соучастие в преступлении, бесчеловечном и подлом. Так пусть же мы — все те, кто не исключен из великого сообщества — человечества, — самым решительным образом откажемся от соучастия в преступлении.

3. II. 1938

Приветы [372] © Перевод Н. Замошкиной

О других народах люди думают по-разному, и далеко не всегда так, как хотелось бы этому народу, а в общем-то страну и народ принято отождествлять с политикой, режимом, общественным мнением и тому подобное.

Иное дело — представление зрительное; тут себе ничего не закажешь и не придумаешь, само по себе вынырнет воспоминанье чего-то виденного, случайного, будничного. Кто его знает, почему именно тот, а не другой мелкий эпизод врежется в память, но стоит вспомнить, ну, скажем, Англию, и в тот же миг…

Не знаю, что увидите вы и вообще есть ли у вас какое-либо зрительное представление, но перед моими глазами встает обычный красный домик в Кенте. Ничего такого в нем нет, и видел я его какую-нибудь минуту, когда поезд мчал меня из Фолкстона в Лондон. Собственно, самого-то дома из-за деревьев почти не было видно; в саду старый человек подстригал ножницами живую изгородь, а по другую сторону зеленого кустарника по ровной дорожке ехала на велосипеде девочка. Вот и все. Даже не знаю, хорошенькая она была или нет; старичок в черном, вероятно, был местный священник или торговец на покое, — но это и не важно. Домик был с высокими трубами и белыми окнами, как все красные домики Англии, и больше рассказать мне вам не о чем. И все же, как только скажу «Англия», перед глазами встает этот обыкновенный домик в Кенте, старик с садовыми ножницами в руках, девочка, старательно и серьезно едущая на велосипеде, и мне становится грустно. Я видел много другого — замков, и парков, и гаваней, видел Английский банк и Вестминстерское аббатство, всякие исторические места и памятники, но не это для меня настоящая Англия. Англия — это наивный домик в зеленом саду со старым человеком и девочкой на велосипеде. Почему — не знаю сам, — говорю просто, что есть.