В ту бурную пору Иозеф Голоушек смог убедиться, кто его подлинные друзья. Это люди, которые не старались избегать потерпевшего, а помогали ему участием и добрым советом.
— Послушайте, — обратился к нему один из таких людей. — Вы повели себя совершенно неправильно. Нужно было все эти нападки попросту игнорировать, понимаете?
— Знаете, — говорил другой, — я бы на вашем месте сразу подал на всех этих клеветников в суд. Вы все испортили тем, что стали с ними спорить. Это была большая ошибка.
— Дорогой мой, вам ни в чем не нужно было сознаваться, — считал необходимым заметить третий. — Всегда попадаешь в ловушку, если начнешь подсказывать им, что ты делал. Нужно было потребовать: «Докажите!» — и больше ни словечка, понимаете? Вот как это делается! Не давать им в руки никакого материала!
— Я и говорю, надо было просто смазать им по морде, — заявил четвертый. — Две-три пощечины — и дело с концом. А то, что вы там писали, — это сплошная сладкая водичка. Потому-то вы и прошляпили все.
— Нужно было отвечать им абсолютно корректно, — задним числом советовал пятый. — Тогда бы все порядочные люди были на вашей стороне. А так…
Короче говоря, пан Голоушек понял, что, как бы он ни защищался, он делал бы это из рук вон плохо и что любой другой на его месте поступил бы иначе. Это привело его в полное уныние.
Назавтра самая крупная газета самой крупной чешской партии[15] поместила такую поистине возвышающую душу проповедь: