Два молодца, от юных летПривыкшие в гасконских земляхВсех вперебой честить направо и налево,Покинули, польстившись на скитанья,Свою певучую страну.Охоты у них было больше, чем таланта,И вот упрямство и нуждаВ надежде выправить делаИх довели до самой Польши.Ни денег больше нет у бывших удальцов,Ни песен, ни отваги;Из милости их приютил один корчмарьВ надежде будущей поживы.Они ему сказали: «В вашей чащеЖивет огромный злой медведь,И мы по-рыцарски готовы заплатитьТебе его прекрасной шкурой.Мы не унизим, задолжав,Перед тобою честь гасконцев:Такого зверя затравитьМы сможем лучше всех чертей из ада,Ей-ей! вот будет нам потеха!»Хозяину смешно. Он бьется об заклад,Они спешат и рвутся к делу,Нетерпеливая отвага их торопит,И вот они в лесу, и вот пред ними враг.Холодный страх пронзил обоих:Один в испуге лезет на сосну,Другой, умней, упал и притворился мертвым:Застыл, не дышит, взгляд потух,Лежит старательный покойникИ держит в памяти одно лишь:Что мертвецов медведь не ест.Зверь смотрит, нюхает, со всех сторон заходитИ поддается на обман:«Фу! – он ворчит, – какая падаль!Нам, медведям, чего-нибудь бы посвежей!» —И удаляется. Храбрец-приятельСкорей с сосны – и к другу. «Как я рад!Ты жив! едва глазам я верю:Видать, большой святой тебя хранил!Но как же нынче вражья шкура?Я в страхе видел, что медведьСтоял над самым твоим ухом —Так что же он тебе сказал?» —«Немногое, – ответил друг, – но с толком.Мне посоветовал он так:Пока медведь еще не пойман,Медвежьей шкурой не торгуй!»