Собрание сочинений в шести томах. т.6

В.С. назвал меня мудилой и обещал перезвонить; взяв из банка почти всю сумму наличными, я тут же переложил их в другой банк; его хозяином был мой одноклассник, малый совершенно честный и приятный во всех отношениях, ставший одним из московских деловых богатеев.

Вскоре В.С. звякнул и велел незамедлительно канать на обмыв всей моей решенной проблемы.

«Тачка скоро будет у подъезда… прошу в кильдим «У Есенина», он тебе знаком… жду, поляна заказана… если хочешь, возьми и пса, ему полусырой шашлык заделают, но без перца… худо-бедно, можно и топ-сучку с течкой вызвать, подходящей чтоб была породы и не толстожопая, как моя бульдонья Фекла… пока ты там болтался, сервис тут у нас сейчас почище парижского для людей с большой буквы и кое-каких виповских псов».

Удивительная моя везуха придавала российской действительности черты сказочной вымороченности – да ведь и было от чего; но ничего похожего на социальное довольство, всегда вызываемого удачным раскладом дел, не было на душе из-за внезапных, каких-то странных дурных предчувствий; даже не грела надежда на возможность устроить жизнь посерьезней и посодержательней.

«У Есенина» пришлось поддать с В.С.; через него я расплатился с кем-то за неоценимые услуги, искренне сказал новому своему благодетелю, что никогда в жизни не забуду его помощи; испытывая странную душевную неловкость, становящуюся особенно острой, когда ни в чем ты ни перед кем не виноват, наоборот, обласкан – мысленно поблагодарил Михал Адамыча за все, что сделал он для меня.

Мы тут же начали поминать и его, и Г.П.; еще до того как надраться от скорби и грусти, я поинтересовался насчет хода расследования двойного убийства, как известно, взятого под наблюдение верхов.

«Забудь, Владимир Ильич, такие дела не бутоны розы и пиона – они не раскрываются… ихние тайны уносят с собою в могилу киллеры, которые большие мудаки и в некотором роде те же самоубийцы… забудь… ты чем сейчас заняться-то думаешь?»

«Ничем, пока не восстановится все, как ветром, выдутое из башки давней травмой и всегда стоящей на стреме проклятой эпилепсией».

«Ну травма травмой, темни сколько хочешь… это дело не мое, а прошлое… у меня тут такая же, как у тебя с репой, случилась херня с компьютером: из-за вируса накрылась ценнейшая информашка – словно бы не было ее, сволочи… вот так же, Владимир Ильич, и мы с тобой сегодня, как говорится, наличествуем в окружающей нас среде, сидим, поддаем, жрем, мадмуазелек, если хочешь, вызовем, но завтра-то, спрашивается, где следы наши и из какой такой жизненной слякоти начисто они выветрятся?.. нету ни нас, ни следов наших, Владимир Ильич, как будто их не было… и ни один, блядь, очкастый япошка ни за какие бабки не разъяснит, где мы, что мы, почему мы с тобой и на хуй никому не нужны… пришли ниоткуда, сгинули неизвестно куда, поэтому – за помин души тех, кто не с нами, ну и за нас с тобою, звони, когда восстановишься, совместно потрудимся».

«Во-первых, – говорю, – никакого, извините уж, допуска к тайным разборкам с забугровыми вашими партнерами иметь не желаю, нервишки не позволят… во-вторых, конечно, потрудимся, по-синхроним, всегда пожалуйста, я к вашим услугам, когда вполне оклемаюсь».

«Тогда валим в баню, раз уж загудели, а?»

«Через недельку готов попариться, а сегодня, извините, дорогой Валерий Сергеич, поздно, Котю пора кормить и Опса – теперь весь дом на мне, в том числе и писатель херов».

«Тогда вали, самый лучший ужин для людей и собак – это завтрак, и наоборот, иначе говоря, святое для всего народа дело… звони в любом случарике, будь другом, я ведь тоже осиротел, а ты у меня теперь как бы эстафета из рук Адамыча… может, и под балдой, но мне мерещится, что чищу себя в базарах с тобою, как Маяковский под Лениным, а если б он поступал наоборот, то и не застрелился бы, логично?»

«Что значит «наоборот»?»

«А то и значит, что чиститься следовало под Пушкиным, Гоголем или Александром Яшиным, вратарь был в футболе который, догнал?»

«Где там – вас разве догонишь?»

Из кабака мы вышли вместе; водила-телохранитель силком уложил внезапно вырубившегося В.С. на заднем сиденье, потом довез меня, тоже сильно поддатого, до дома; я еле добрался до койки, успев промычать Опсу спасибо за содранные с ног носки, и провалился в беспамятство.

Продрыхся я и встал, с удовольствием ощущая себя всамделишным Владимиром Ильичом Олухом – Царствие Небесное Николаю Васильичу Широкову; оказалось, что Котя и сам полопал, и не оставил пса голодным, да и носки с меня содрал именно он, а вовсе не Опс, причем спьяну я успел взъерошить Коте шевелюру, почесать за ушами и чмокнуть в нос.

56