Собрание сочинений в шести томах. т.6

Иногда, особенно в моменты необыкновенно чистого и крайне грустного осознания полнейшей пустоты, в которой оказываешься волею судьбы, если не рока, начинаешь чувствовать такую непомерную тяжесть свободы, что не знаешь, как быть; но мне почему-то стало ясно, что бедовое происшествие с проигрышем было знаком необходимки завязать с игрой, что нужно взять и плюнуть ей, игре, как блядовито лживой бабе, в предательскую рожу и начисто от нее освободиться, как освободился я однажды от сволочного курева, еще в школе доведшего до выхаркивания протабаченных бронхов.

Да и Михал Адамыч поддержал меня в решении завязать с картишками:

«Во-первых, Володя, игра, как брошенная капризная бабенка, сама еще приползет к вам на коленках; во-вторых, ваше намерение пофарцевать в момент, когда все флаги вот-вот, помяните мое слово, бросятся в гости к нам, – дело вполне обещающее… только не будьте лохом… чего-чего, а языков имеете столько, что за бугром растерзали бы вас на части лучшие в мире турагентства… так что – валяйте, главное, не лезьте на рога… между прочим, меня официально призвали подготовить подходы к новому для верхов да и для всех нас дела – дела сверхважного, можно сказать, всемирно-исторического… они даже отыскали в лубянском архиве ту самую мою дипломную работу, за которую подсел… будут ее печатать – такими вот повеяло переменами в родном нашем тупике, где ржавеет и вот-вот на части рассыпется паровоз, имевший честь доволочь вечно живой труп из Горок в Москву, далее Мавзолей, гипс, железобетон, бронза, мрамор».

10

Вскоре действительно грянули странные времена; совету Михал Адамыча я внял; кем-кем, а лохом никогда не был и не желал двинуться по стопам своих одноклассников… с год назад эти двое до того оборзели, что чуть ли не в открытую кадрили старушек туризма, трахали их с предоплатой в отеле, тырили часики и дорогие побрякушки, потом выгодно сливали фунты, баксы, марки за рубли, швыряли которые по сторонам на кабаки и актрисок… Дом кино, архитектора, композитора, ЦДЛ, ЦДРИ… тут их обоих – за жопу и в конверт, затем конфисковали валютные заначки и пару лично им принадлежавших мотоциклов «Ява»… сначала заставили покаяться на суде и обличить стареньких туристок, жалких жертв спецслужб, в антисоветской агитации и пропаганде сексуальной революции… потом уж лагерь, химия, взятие подписки о всяческих видах стукачества… зато уж в начале перестройки отыгрались эти двое на прежних своих шефах из всесильных карательных органов… оба они такими заделались вдруг пылкими демократами, что охрипли на митингах… ухитрились попасть на передний план фотки журналиста, запечатлевавшего счастливый для массы людей момент одевания канатной петли на чугунную выю лубянского иезуита и одного из главных палачей… носились по презентациям книг поэтов и писателей – мучеников режима, где халявое шло гулево со жрачкой и пьянью… самое удивительное было для меня в том, что сделались они яростными хулителями шестидесятников, виновных, на взгляд этих подонков, в том, что диссиденты с единомышленниками не устроили революционной перестройки еще при Никите и не взорвали выставку в Манеже вместе со всеми членами политбюро… это я к тому, что сволочь, вроде моих одноклашек, всегда есть сволочь.

«Такие люди, – сказал Михал Адамыч, – явно выступают под хитрожопую диктовку озлобленных бывших коммуняк, ныне владельцев фабрик, заводов, пароходов, особенно газет… так вот, они, выигравшие при разделе собственности несметные бабки, злорадно лыбятся, наслаждаясь нежданным отыгрышем, когда любая шваль порочит их бывших непримиримых врагов – шестидесятников».

Но это – ладно, сам я против идеальных принципов демократии ничего никогда не имел и не имею… не возражаю против чьего-то там, как у тех двоих, способа питания, поддачи и прибарахленья… все пусть живут как знают… хотят – пусть уподобляются гордо реющим буревестникам, которые за пароходами летают и говно глотают… лишь бы не грабили, не мочили из-за квартир, не вымогали, не торговали человеческими органами и не устраивали пирамид…

Тут я, конечно, немного забежал вперед и набалаболил лишнего, но того, что написано пером, не вырубишь топором… кстати, спешить мне некуда и незачем… тем более пишу записки, вспоминая и переосмысливая былое а не пеку ужастики и порнуху, как стаи новых мошек, комаров и слепней, присосавшихся ко всегда беззащитной словесности.

11

Чтоб не подзалететь, сочинил я для себя методы крайне осторожной фарцовки; в этом деле надо было стать совершенно одиноким волком – никакой шмоточной показухи, никаких местных барыг, никакого, как у подсевшего мудака Черчилля, подпольного салона женских и мужских мод; начисто исключил треп даже с самыми близкими кирюхами; решил ни в коем случае не обзаводиться подельниками, верней, потенциальными свидетелями обвинения; чего-чего, а такого рода дел насмотрелся я в завезенных из-за бугра боевичках Голливуда.