Собрание сочинений. Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения. Книга 1

«Она пожирает плоть? Ассимилирует в свою сущность, как мы делаем с пищей, которую потребляем? Или она может появиться в облике плоти? Возможно, гуманоидный вид или его подобие? Что? Она мобильна? Сигилы определяют ее сферу деятельности, не так ли? Может ли наше открытие быть более чем случайным? Мог ли ее разум достичь нашего, потому что настало время для возобновления служения ей? Потому что она готовится к появлению?»

Об этих вещах он читал и о многом другом. И из них, как куски огромной головоломки, он начал реконструировать, по крайней мере, вероятные происхождения самого себя.

Он понял на уровне чувств, что его зовут Джонатан, что он был своего рода учителем или, по крайней мере, ассистентом профессора в специализированной области исторических исследований, ведя хроники фольклорных знаний и старой религии, возможно, археологии.

В сотрудничестве с другим педагогом из колледжа, Маккензи, он приступил к более конкретным исследованиям. Они обнаружили смутные ссылки на неизвестное ранее божество или странного идола некоего божества, который принадлежал к туманной и, казалось бы, непротиворечивой мифологии инопланетных существ, которые просачивались на землю в изначальные времена, обладали властью и были вытеснены неясно описанными старшими богами или заключены в тюрьмы в разных временах, пространствах и местах, скрытых на земле и во всей вселенной.

Здесь преобладала повторяющаяся тема последующего возрождения и возрождения их господства, в отличие от Мессианского цикла библейских тем, но злобной природы, более сродни частям «Книги Откровения», которая описывает Змея, брошенного на тысячу лет в пропасть, стремящегося вернуться, чтобы сразиться со святыми.

И было бесчисленное множество мифов, чью взаимосвязь он едва ли мог понять в этот момент.

Он подозревал, что он и Маккензи проследили поклонение божеству по окружающей местности. Жрецы, возможно, жили в этом самом доме. Были катакомбы и проходы под землей по всему региону. Возможно, даже под его ногами.

Что с ним случилось? Как он был ранен? В газетах он ничего не нашел, да и мог ли ожидать что-то иное. Возможно, они были на пути к чему-то, он и Маккензи, который, несомненно, был отцом девушки, Карины?

Возможно, их атаковал кто-то, кто возмутился их любопытству? Или они просто упали? Возможно, при изучении некоторых местных районов или разрушенных храмовых сооружений, расположенных поблизости? Он не обнаружил никаких следов или синяков на других частях своего тела, чтобы обосновать теорию о том, что он упал, но желвак на его голове намекал на сотрясение или аварию.

Он вспомнил фразу. «Скоро настанет день, и в этот день, все, что хранилось в тайне, и что было сокрыто, откроется».

Он надеялся, с безрадостной усмешкой, что то же самое будет верно для его памяти.

Какое-то время спустя его слабость, его бессилие стало возвращаться. И когда он перевернул одну из последних страниц, он почувствовал, как оттенок тошноты скручивает его кишки, оттенок, который быстро начал переходить в саму тошноту. Внезапно тяжело задышав, он шагнул к своей постели.

Потянувшись к металлической утке дрожащими пальцами, он вытащил ее как раз вовремя, его стошнило.

Толстые глобулы черноватой слизи заполнили таз. С головокружительной слабостью, которая следует за рвотой, он опустился на кровать.

Однажды он уже истекал кровью после извлечения зуба, и впоследствии извергал сгустки загустевшей крови из желудка. Но когда он попытался ухватиться за это воспоминание, оно исчезло, как будто кто-то воспрепятствовал его усилиям.

Он вытер рот полотенцем, которое взял с тумбочки, нервно, слегка подрагивая. Он сильно перетрудился, и бульон не остался в его животе.

Сон пришел, наполненный кошмарами, и влажный.

V. Фантасмагория

Когда Карина вернулась, он заговорил первым.

— Я видел сон, — сказал он, держа перед собой бокал, глядя в его закрученные глубины. — …об этом бульоне. Мне снилось, что я видел, как кто-то убивал мелких животных, добавляя кровь в этот бокал, я…

Поднос, который она держала, выскользнула из ее рук, громко зазвенев на полу, как щит, оброненный воином, пронзенным стрелой.

Не сказав ни слова, она начала вытирать ему лоб, менять постель.

— Я не могу остаться. Улучшения отца были недолговечными. У него был рецидив, и я должна его увидеть. — Она произнесла эти слова словно с комком в горле, подавляя всхлипы.

У двери в мучительной тишине она взглянула на него, почти грустно.