Собрание сочинений. Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения. Книга 1

Видение снова запульсировало и изменилось. Я стоял на высокой плите из какого-то красиво отполированного пластика, окруженный рядами самых тошнотворных существ, которые только можно вообразить. Они были овальными двуногими карликовыми тварями, высотой едва ли в полметра, без рук или головы, но с зияющим влажным серым ртом в центре тела из густой белой мякоти. Все они распластались передо мной, словно поклоняясь, на поверхности гриба, из которого, казалось, состояла земля. На их стороне плиты гриб затвердел, как желатиновый лист. Моя сторона являлась голой скалой, покрытой огромными приземистыми зданиями из того же тёмно-изумрудного материала, что и плита. Эти здания, как я знал, были построены расой, отличной от мясистых белых тварей, и, вероятно, предшествовала им; существа, которые поклонялись моей твёрдой форме, не могли работать с таким материалом или даже касаться его, но жили в отталкивающе влажных норах внутри грибов. Действительно, пока я наблюдал, одно из существ слишком близко подошло к помосту, на котором я стоял, и тем самым оторвало мокрую, как губка, часть своего тела, которая быстро сгнила там, где упала.

Ещё одна сцена мелькнула передо мной. Я скользил над равниной, покрытой колоссами, изображающими обнажённые человекоподобные фигуры в разных развратных позах, каждая статуя высотой не менее тридцати метров; и вокруг каждой располагались какие-то отвратительные детали, которые я не мог классифицировать. Мне не нравились огромные следы, которые виднелись между фигурами, но ещё больше не нравились и тревожили обглоданные кости огромных животных, которые были разбросаны по равнине, ибо я чувствовал, что мог бы понять причину этих ужасов и почему эти колоссы такие анормальные, если бы смог определить, что это такое. Затем поразительно близко за своей спиной я услышал неуклюжие шаги; когда я повернулся и увидел, что топало по полю нечестивых фигур, я узнал ответы на оба вопроса. Это был гуманоид — почти — он был словно заточён в лабиринте статуй, но возвышался над тридцатиметровыми фигурами. Чудовищной вещью, которую я увидел, когда помчался из этого святилища в неизвестный космос, были безглазость живого колосса и то, как волосы на его голове росли из впадин, где должны были быть глаза.

По мере того, как всё больше видений стало овладевать мной, они приобрели более определённую связь, и довольно скоро я понял, что то, что возникало в моей голове, было в своём роде историей расы насекомых. Возможно, самой ужасной частью этого действа было то, как я рассматривал события и сцены, показываемые мне сейчас, не с ужасом и отвращением, как здравомыслящий человек, но с таким же бесстрастным наблюдением, как у насекомого-паразита. По мере того, как хроники расы проходили через мой разум, я был для всего этого насекомым, которое стало частью меня. Я пишу это сейчас с гораздо большим волнением, нежели когда переживал воспоминания того существа, и эта мысль наполняет меня более сильным ужасом, чем сами воспоминания.

Вот таким способом я узнал историю расы насекомых, и поэтому записываю теперь то, что видел. И ужас по-прежнему одолевает меня, когда я думаю о том, что ещё насекомые из Шаггаи могут делать на нашей земле.

IV: Исход из бездны

Насекомые, как я узнал, изначально зародились на Шаггаи — планете, лежащей далеко за пределами досягаемости всех земных телескопов. Их мир вращался вокруг двойной звезды на краю Вселенной. На этой планете они построили свои города, полные сферических жилых куполов и пилонов из того серого металла, из которого был сделан и конус. Почти все главные здания являлись шарами, на верхушке каждого располагалось отверстие без двери, через которое могли влетать и вылетать насекомые; но имелось одно важное здание, которое было не шаровидным, а пирамидой — храм в центре каждого города. И мысли моего существа стали странно сдержанными на тему этого храма, куда все жители ходили на поклонение в ритуальные часы; ибо я так и не смог коснуться воспоминаний о том, чему насекомые поклонялись внутри этой серой, металлической пирамиды. Единственный факт, очевидный мне, заключался в том, что, как ни удивительно, обитатель храма был единым живым существом, которое каким-то образом находилось одновременно в каждом храме.