Собрание сочинений

Входимъ — и видимъ пышныя гробницы, Казанскимъ Царямъ воздвигнутыя; читаемъ исторiю враговъ Россiи, которые, подобно хищнымъ птицамъ, летали надъ Отечествомъ нашимъ, и пожирали добычи беззащитныя; наконецъ устали онѣ отъ злодѣйствъ и жестокостей; — читаемъ — и не можемъ удержаться отъ ужаса; но сей ужасъ сильнѣе овладѣетъ, когда представится геенна съ несчастными жертвами, осужденными на мученiе. Тутъ — закрываемъ глаза, спѣшимъ удалиться отъ сего зрѣлища, и спрашиваемъ: откуда живописецъ заимствовалъ такiя удивительныя краски для картины, на которой изобразилъ столько ужасовъ разнообразныхъ? не тотъ же ли Генiй вкуса водилъ перомъ нашего Поэта, который управлялъ кистiю Микель-Анжа, написавшаго Страшный судъ, и на немъ пораженныхъ горестiю и отчаянiемъ?

Еще ли хотимъ увѣриться въ исполинскомъ изображенiи Поэта? Заглянемъ въ темную бездну, обитель Безбожiя; разсмотримъ гибельныя дѣйствiя, производимыя духомъ Раздора; или остановимся при волхвованiяхъ лютаго Нигрина, заклинающаго Зиму изтощить свои ужасы для изтребленiя Рускаго воинства — и Зима свирѣпствуетъ со всею жестокостiю:

   Соперница весны, и осени, и лѣта,
   Изъ снѣга сотканной порфирою одѣта;
   Виссономъ служатъ ей замерзлые пары;
   Престолъ имѣетъ видъ алмазныя горы;
   Великiе столпы, изъ льда сооруженны,
   Сребристый мещутъ блескъ, лучами озаренны;
   По сводамъ солнечно сiянiе скользитъ,
   И кажется тогда, громада льдовъ горитъ.
   Стихiя каждая движенья не имѣетъ:
   Ни воздухъ тронуться, ни огнь пылать не смѣетъ;
   Тамъ пестрыхъ нѣтъ полей, сiяютъ между льдовъ
   Однѣ замерзлыя испарины цвѣтовъ;
   Вода растопленна надъ сводами — лучами
   Окаменѣвъ виситъ волнистыми слоями.
   Тамъ зримы въ воздухѣ вѣщаемы слова;
   Но все застужено — натура вся мертва!
   Единый трепетъ, дрожь и знобы жизнь имѣютъ;
   Гуляютъ инеи, зефиры тамъ нѣмѣютъ;
   Мятели вьются вкругъ и производятъ бѣгъ,
   Морозы царствуютъ на мѣсто лѣтнихъ нѣгъ;
   Развалины градовъ тамъ льды изображаютъ,
   Единымъ видомъ кровь которы застужаютъ.
   Всея природы страхъ, согбенная Зима,
   Россiйской алчуща погибелью сама,
   На льдину опершись, какъ мраморъ побѣлѣла,
   Дохнула — стужа вмигъ на крыльяхъ излетѣла.
   Родится лишь морозъ, уже бываетъ сѣдъ,
   Къ чему притронется, преобращаетъ въ ледъ;
   Гдѣ ступитъ, подъ его земля хруститъ пятою,
   Стѣсняетъ, жметъ, мертвитъ, сражаясь съ теплотою….

Гдѣ искать помощи, отъ кого ожидать спасенiя защитникамъ Отечества, когда все: и злоба невѣрныхъ, и коварство враговъ, и ужасы природы — все поклялось погубить ихъ? Рускiе ратники вспомнили слова Iоанновы:

   Не слабыхъ женъ на брань, мужей веду съ собою!
   —--- —
   Противу смерти жалъ неробку грудь поставимъ!
   Кто страшенъ, Россы, вамъ, когда самъ Богъ по васъ!

Вспомнили — вооружились вѣрою и мужествомъ — и все преодолѣли! Перенесемся теперь въ царство очарованiй, подобное садамъ Армидинымъ, описаннымъ Авторомъ Освобожденнаго Iерусалима — въ такое плѣнительное мѣсто, гдѣ