Собрание стихотворений

Затишье виллы… Мерным стоном
всё чьи-то гаммы. Солнце. Лень.
Из детской — сад, а над балконом
опущенной маркизы сень…

И ветер с моря, под маркизу
ныряя весело,  хмельно,
слегка пощёлкивает снизу
в напруженное полотно.

И это всё: одна минута,
Одна зарница волшебства.
Прошли года, но почему-то
во мне с тех пор она жива…

Уносят к югу, к счастью, к детству
тугие всплески полотна —
и чьи-то гаммы по соседству
из незнакомого окна.

«Горит полуденное лето…»

Горит полуденное лето,
от зноя дымно в синеве,
сухая серебристость света —
как пыль на выжженной траве.

Не шелохнётся воздух чистый,
не дрогнет горная сосна.
Юг средиземный, день лучистый,
сияющая тишина!

Таинственна, первоначальна —
в ней тонут небо и земля,
и как-то радостно-печально
ей отвечает жизнь моя.

«Осиротел бассейн. Давно ли дружно…»

Осиротел бассейн. Давно ли дружно
в нём отражались купы старых лип,
и блеск играл золотопёрых рыб,
и шелестел фонтан струёй жемчужной…

Теперь он пуст, теперь его не нужно.
В немых аллеях только ветра всхлип,
синицы писк, дуплистых вязов скрип,
да ты, печаль моя по дали южной!

Примолкла жизнь, далёко племена
болтливых птиц, кроты зарылись в норах.
Лишь вороньё: кра-кра! И тишина.

Куда ни глянь — пожухлых листьев ворох…
Безлюдье, грусть, сухой предзимний шорох
и первых заморозков тишина.

«Не ты ль однажды, девой-жрицей…»

Не ты ль однажды, девой-жрицей
на празднике Панафиней,
меня задела колесницей
золотоблещущей своей?

Не ты ли, — помнишь: вечер, форум,
литавры, — мимо шли как раз —
и сердце мне пронзила взором
твоих патрицианских глаз?

Не ты ль, со стен острозубчатых,
заслышав издали мой рог,
на камни уронила смятый
гербами вышитый платок?

О, да! Стократ красой желанной
ты разум обольщала мой.
Тогда, представ мне Донной Анной
в Севилье чёрнокружевной,

или тогда — в садах Версальских,
танцуя пудреный гавот,
или тогда — всходя по-царски
на якобинский эшафот…

И не тебя ль ещё недавно
встречал я, — в оны дни, увы,
Пальмиры севера державной, —
на берегах моей Невы?

«Зноен день, но с гор прохлада…»

Зноен день, но с гор прохлада:
и жара, и не жара.
В этих старых липах сада
ветер шелестит с утра.

Небо, даль, просторы… Боже!
этакая благодать —
на качалке полулёжа
и дремать и не дремать,

слушать тишины безбрежной
голоса: цикады скрип,
гуд пчелы и шорох нежный,
шелковистый шорох лип.

И беззвучье и звучанье,
песня золотого дня…
Этой музыке молчанья
нет названья у меня.

«Вдали от города и от людей…»