Собрание стихотворений

Под маской суровости скрывает рабочий

Высокую нежность грядущих веков!

Веселые стружки пахнут морем,

Корабль оснащен -- в добрый путь!

Плывите же вместе к грядущим зорям,

Актер и рабочий, вам нельзя отдохнуть!

Лето 1920

А небо будущим беременно...

Опять войны разноголосица

На древних плоскогорьях мира,

И лопастью пропеллер лоснится,

Как кость точеная тапира.

Крыла и смерти уравнение,-

С алгебраических пирушек

Слетев, он помнит измерение

Других эбеновых игрушек,

Врагиню ночь, рассадник вражеский

Существ коротких ластоногих,

И молодую силу тяжести:

Так начиналась власть немногих...

Итак, готовьтесь жить во времени,

Где нет ни волка, ни тапира,

А небо будущим беременно -

Пшеницей сытого эфира.

А то сегодня победители

Кладбища лета обходили,

Ломали крылья стрекозиные

И молоточками казнили.

Давайте слушать грома проповедь,

Как внуки Себастьяна Баха,

И на востоке и на западе

Органные поставим крылья!

Давайте бросим бури яблоко

На стол пирующим землянам

И на стеклянном блюде облако

Поставим яств посередине.

Давайте все покроем заново

Камчатной скатертью пространства,

Переговариваясь, радуясь,

Друг другу подавая брашна.

На круговом на мирном судьбище

Зарею кровь оледенится.

В беременном глубоком будущем

Жужжит большая медуница.

А вам, в безвременьи летающим

Под хлыст войны за власть немногих,-

Хотя бы честь млекопитающих,

Хотя бы совесть ластоногих,

И тем печальнее, тем горше нам,

Что люди-птицы хуже зверя

И что стервятникам и коршунам

Мы поневоле больше верим.

Как шапка холода альпийского,

Из года в год, в жару и лето,

На лбу высоком человечества

Войны холодные ладони.

А ты, глубокое и сытое,

Забременевшее лазурью,

Как чешуя многоочитое,

И альфа и омега бури;

Тебе -- чужое и безбровое,

Из поколенья в поколение,-

Всегда высокое и новое

Передается удивление.

1923

Христиан Клейст

* Вариант в СС2.

Есть между нами похвала без лести,

И дружба есть в упор, без фарисейства,

Поучимся ж серьезности и чести

У стихотворца Христиана Клейста.

Еще во Франкфурте отцы зевали,

Еще о Гете не было известий,

Слагались гимны, кони гарцевали

И княжества топталися на месте.

Война -- как плющ в беседке шоколадной.

И далека пока еще от Рейна

Косматая казацкая папаха.

И прямо со страницы альманаха

Он в бой сошел и умер так же складно,

Как пел рябину с кружкой мозельвейна.

8 августа 1932

x x x

Мне кажется, мы говорить должны

О будущем советской старины,

Что ленинское-сталинское слово -

Воздушно-океанская подкова,

И лучше бросить тысячу поэзий,

Чем захлебнуться в родовом железе,

И пращуры нам больше не страшны:

Они у нас в крови растворены.

Апрель -- май 1935

x x x

Мир начинался страшен и велик:

Зеленой ночью папоротник черный,

Пластами боли поднят большевик -

Единый, продолжающий, бесспорный,

Упорствующий, дышащий в стене.

Привет тебе, скрепитель добровольный

Трудящихся, твой каменноугольный

Могучий мозг, гори, гори стране!

Апрель -- май 1935

x x x

Да, я лежу в земле, губами шевеля,

И то, что я скажу, заучит каждый школьник:

На Красной площади всего круглей земля

И скат ее твердеет добровольный.

На Красной площади земля всего круглей,

И скат ее нечаянно раздольный,

Откидываясь вниз до рисовых полей,-

Покуда на земле последний жив невольник.

Май 1935

Железо

Идут года железными полками,

И воздух полн железными шарами.

Оно бесцветное -- в воде железясь,

И розовое, на подушке грезясь.

Железная правда -- живой на зависть,

Железен пестик, и железна завязь.

И железой поэзия в железе,

Слезящаяся в родовом разрезе.

22 мая 1935

x x x

Ты должен мной повелевать,

А я обязан быть послушным.

На честь, на имя наплевать,

Я рос больным и стал тщедушным.

Так пробуй выдуманный метод

Напропалую, напрямик -

Я -- беспартийный большевик,

Как все друзья, как недруг этот.

Май (?) 1935

x x x

Тянули жилы, жили-были,

Не жили, не были нигде.

Бетховен и Воронеж -- или

Один или другой -- злодей.

На базе мелких отношений

Производили глухоту

Семидесяти стульев тени

На первомайском холоду.

В театре публики лежало

Не больше трех карандашей,

И дирижер, стараясь мало,

Казался чортом средь людей.

Апрель -- май 1935

x x x

Мир должно в черном теле брать,

Ему жестокий нужен брат -

От семиюродных уродов

Он не получит ясных всходов.

Июнь 1935

x x x

Я в сердце века -- путь неясен,

А время удаляет цель:

И посоха усталый ясень,

И меди нищенскую цвель.

14 декабря 1936

x x x

А мастер пушечного цеха,

Кузнечных памятников швец,

Мне скажет -- ничего, отец,-

Уж мы сошьем тебе такое...

Декабрь 1936

x x x

Как женственное серебро горит,

Что с окисью и примесью боролось,

И тихая работа серебрит

Железный плуг и песнотворца голос.

Начало 1937

Ода

Когда б я уголь взял для высшей похвалы -

Для радости рисунка непреложной,-

Я б воздух расчертил на хитрые углы

И осторожно и тревожно.

Чтоб настоящее в чертах отозвалось,

В искусстве с дерзостью гранича,

Я б рассказал о том, кто сдвинул мира ось,

Ста сорока народов чтя обычай.

Я б поднял брови малый уголок

И поднял вновь и разрешил иначе:

Знать, Прометей раздул свой уголек,-

Гляди, Эсхил, как я, рисуя, плачу!

Я б несколько гремучих линий взял,

Все моложавое его тысячелетье,

И мужество улыбкою связал

И развязал в ненапряженном свете,

И в дружбе мудрых глаз найду для близнеца,

Какого не скажу, то выраженье, близясь