Собрание стихотворений

Живая карусель, без музыки, вращалась!

Апрель 1912

Спорт

Румяный шкипер бросил мяч тяжелый,

И черни он понравился вполне.

Потомки толстокожего футбола -

Крокет на льду и поло на коне.

Средь юношей теперь -- по старине

Цветет прыжок и выпад дискобола,

Когда сойдутся в легком полотне,

Оксфорд и Кэмбридж -- две приречных школы.

Но только тот действительно спортсмэн -

Кто разорвал печальной жизни плен:

Он знает мир, где дышит радость, пенясь...

И детского крокета молотки,

И северные наши городки,

И дар богов -- великолепный теннис!

1913 -- 1914

Футбол

Телохранитель был отравлен.

В неравной битве изнемог,

Обезображен, обесславлен,

Футбола толстокожий бог.

И с легкостью тяжеловеса

Удары отбивал боксер:

О, беззащитная завеса,

Неохраняемый шатер!

Должно быть, так толпа сгрудилась,

Когда, мучительно жива,

Не допив кубка, покатилась

К ногам тупая голова.

Неизъяснимо лицемерно

Не так ли кончиком ноги

Над теплым трупом Олоферна

Юдифь глумилась...

1913

Второй футбол

Рассеян утренник тяжелый,

На босу ногу день пришел;

А на дворе военной школы

Играют мальчики в футбол.

Чуть-чуть неловки, мешковаты -

Как подобает в их лета,-

Кто мяч толкает угловатый,

Кто охраняет ворота...

Любовь, охотничьи попойки -

Все в будущем, а ныне -- скорбь

И вскакивать на жесткой койке,

Чуть свет, под барабанов дробь!

Увы: ни музыки, ни славы!

Так от зари и до зари,

В силках науки и забавы

Томятся дети-дикари.

Осенней путаницы сито.

Деревья мокрые в золе.

Мундир обрызган. Грудь открыта.

Околыш красный на земле.

1913

Автопортрет

В поднятьи головы крылатый

Намек -- но мешковат сюртук;

В закрытьи глаз, в покое рук -

Тайник движенья непочатый.

Так вот кому летать и петь

И слова пламенная ковкость,-

Чтоб прирожденную неловкость

Врожденным ритмом одолеть!

1914 1913?

x x x

Как овцы, жалкою толпой

Бежали старцы Еврипида.

Иду змеиною тропой,

И в сердце темная обида.

Но этот час уж недалек:

Я отряхну мои печали,

Как мальчик вечером песок

Вытряхивает из сандалий.

1914

x x x

Развеселился, наконец,

Изведал духа совершенство,

Уверовал в свое блаженство

И успокоился, как царь,

Почуяв славу за плечами -

Когда первосвященник в храме

И голубь залетел в алтарь.

1912 (1913?)

x x x

Когда держался Рим в союзе с естеством,

Носились образы его гражданской мощи

В прозрачном воздухе, как в цирке голубом,

На форуме полей и в колоннаде рощи.

А ныне человек -- ни раб, ни властелин,

Не опьянен собой -- а только отуманен;

Невольно думаешь: всемирный гражданин!

А хочется сказать -- всемирный горожанин!

1914

Перед войной

Ни триумфа, ни войны!

О, железные, доколе

Безопасный Капитолий

Мы хранить осуждены?

Или, римские перуны -

Гнев народа! -- обманув,

Отдыхает острый клюв

Той ораторской трибуны?

Или возит кирпичи

Солнца дряхлая повозка

И в руках у недоноска

Рима ржавые ключи?

Август-сентябрь 1914

Немецкая каска

Немецкая каска, священный трофей,

Лежит на камине в гостиной твоей.

Дотронься,-- она, как игрушка, легка;

Пронизана воздухом медь шишака.

В Познани и Польше не всем воевать -

Своими глазами врага увидать:

И, слушая ядер губительный хор,

Сорвать с неприятеля гордый убор!

Нам только взглянуть на блестящую медь

И вспомнить о тех, кто готов умереть!

Сентябрь-октябрь 1914

Polacy!

Поляки! Я не вижу смысла

В безумном подвиге стрелков:

Иль ворон заклюет орлов?

Иль потечет обратно Висла?

Или снега не будут больше

Зимою покрывать ковыль?

Или о Габсбургов костыль

Пристало опираться Польше?

А ты, славянская комета,

В своем блужданьи вековом,

Рассыпалась чужим огнем,

Сообщница чужого света!

Октябрь 1914

* Поляки! (польск.)

Реймс и Кельн

...Но в старом Кельне тоже есть собор,

Неконченный и все-таки прекрасный,

И хоть один священник беспристрастный,

И в дивной целости стрельчатый бор.

Он потрясен чудовищным набатом,

И в грозный час, когда густеет мгла,

Немецкие поют колокола:

-- Что сотворили вы над реймским братом?

Сентябрь 1914

x x x

В белом раю лежит богатырь:

Пахарь войны, пожилой мужик.

В серых глазах мировая ширь:

Великорусский державный лик,

Только святые умеют так

В благоуханном гробу лежать:

Выпростав руки, блаженства в знак,

Славу свою и покой вкушать.

Разве Россия не белый рай

И не веселые наши сны?

Радуйся, ратник, не умирай:

Внуки и правнуки спасены!

Декабрь 1914

Аббат

Переменилось все земное,

И лишь не сбросила земля

Сутану римского покроя

И ваше золото, поля.

И, самый скромный современник,

Как жаворонок, Жамм поет,-

Ведь католический священник

Ему советы подает!

Священник слышит пенье птичье

И всякую живую весть.

Питает все его величье

Сияющей тонзуры честь.

Свет дивный от нее исходит,

Когда он вечером идет

Иль по утрам на рынке бродит

И милостыню подает.

Я поклонился, он ответил

Кивком учтивым головы,

И, говоря со мной, заметил:

"Католиком умрете вы!"

А в толщь унынья и безделья

Какой врезается алмаз,

Когда мы вспомним новоселье,

Что в Риме ожидает нас!

Там каноническое счастье,

Как солнце, стало на зенит,

И никакое самовластье

Ему сиять не запретит.

О, жаворонок, гибкий пленник,

Кто лучше песнь твою поймет,

Чем католический священник

В июле, в урожайный год!

1915 (1914?)

x x x

У моря ропот старческой кифары...

Еще жива несправедливость Рима,

И воют псы, и бедные татары

В глухой деревне каменного Крыма.

О, Цезарь, Цезарь, слышишь ли блеянье