Собрание стихотворений

                         ЗА НАДСОНА

^{217}                                                        Друг человечества…
                                                                            Пушкин

А и слава, и смерть ходят по свету в разных обличьях.

Тяжело умирать двадцати пяти от роду лет.
Заступитесь за Надсона, девять крылатых сестричек,
подтвердите в веках, что он был настоящий поэт.

Он не тратил свой дар на безделки — пустышки мирские,

отзываясь душой лишь на то, что важнее всего,
в двадцать лет своих стал самым нужным певцом у России,
вся Россия в слезах провожала в могилу его.

Я там был, я там был, на могиле его в Ленинграде…

О, верни его, Родина, в твой героический круг,
возлюби его вновь и прости, и прости, Бога ради,
то, что не был пророком, а был человечества друг.

Я люблю его стих и с судом знатоков не согласен.

Заступись за него, галилейская девочка-Мать:
он, как сын твой Исус, так мучительно юн и прекрасен,
а что дар не дозрел — так ведь было ж всего двадцать петь.

Ведь не ждать же ему, не таить же врученный светильник,

вот за это за все и за то, что по паспорту жид,
я держу его имя в своих заповедных святынях
и храню от обид, как хранить его всем надлежит.

1984

             РОЗЫ И СОЛОВЬИ

^{218}

Восточный Крым — страна цветущих роз,

что из полынно-выжженного лона
взошли с трудом и дышат утомленно
и славят тайну хором и вразброс.

Услада уст страдающей земли,

ее грехов отпетых отпущенье, —
когда в глухом и гулком запустенье —
какое чудо! — розы расцвели.

О сколько их, смиренных как заря,

задорно-алых, кремовых и белых,
сошло с холмов и ринулось на берег,
приютный мир за жизнь благодаря.

Сиянье роз — небесная капель,

отрадой глаз обрызгавшая землю.
Я их дыханью, вслушиваясь, внемлю,
а им полны Судак и Коктебель.

О свитки чар из света и тепла,

томящих снов бесхитростный талмудик, —
о только б раз коснуться и вдохнуть их, —
и не горька сума и кабала!

Пред ними стыдно жизни прожитой:

нам говорят безмолвные пророки
о том, что минут царствия и сроки
и мир спасется вечной красотой…

В июньской тьме, шалея от любви

к искусству пенья и впадая в ересь,
тех роз воздушно-чувственную прелесть
запойно славят птицы — соловьи.

Хоть я, признаться, в звуках соловьев

не слышу песни: как ты там ни пенься,
свисти, бульбулькай, щелкай — все — не песня,
коли в ней нет мелодии и слов.

Что наши судьбы, жесты, письмена,

все взмывы духа в рифмах и аккордах
пред светом роз, невинных и негордых,
чья красота учтива и смирна?

У тех тихонь венец земной тяжел:

из них жмут масло, делают варенье, —
а я сложил о них стихотворенье,
и эта блажь — не худшее из зол.

1984