Собрание стихотворений

                               38

^{350}«Смешно толпе добро», — такой припев заладя,
не я ли с давних пор мотал себе на ус
извечнейший, как жизнь, как солнышка с оладьей,
с застенчиво-смешным прекрасного союз.

И мы с тобой смешны, как умникам Исус,

как взрослому дитя, как Мандельштам и Надя.
Твоей душе молясь, твои колени гладя,
я над самим собой мальчишески смеюсь.

Устроено хитро, что нежность и величье

нам часто предстают в комическом обличье.
Так, может быть, и нас запомнят наизусть?

Вот скачет Дон Кихот — и хлоп с лошадки наземь!

Зачем же он смешон? Затем, что он прекрасен.
Смешны избранники. Тем хуже? Ну и пусть!

                          39

^{351}В чем нет души, не может быть прекрасно.
Я весь в долгу у рук твоих, у рта.
Про чары зла слепцы твердят напрасно,
я в силу их не верил никогда.

О, как свята Эллады нагота,

с добром в ладу и с истиной согласна,
что и в лукавой прелести соблазна,
как белый бог, нетленностью горда.

Тот светлый хмель окутал облик твой.

Он веет небом, травами, Литвой,
в нем дремлет рек высокогорный рокот.

И больно мне, и эта боль сладка.

Ты — Мандельштама лучшая строка
в тетради той, что отыскать не могут.

                       40

^{352}Бессмертна проза русская. И благо
земле, чьим соком кроны вспоены.
Ее плоды лишь истине верны,
и не вольны над ней костер и плаха.

Но как должны быть распределены

в одной душе и мера и отвага,
и страсть и ум у авторов «Войны
и мира», «Жизни и судьбы», «Живаго».

О, дай мне Бог, быть истинным и щедрым,

грянь в парус мой мирооблетным ветром,
пред коим ложь презренна и тиха.

Пока мой ковш серебряный не допит,

пусть русской прозы мужественный опыт
упрочит прелесть русского стиха.

                     41

^{353}Услышь мое заветное условье.
Когда умру, зарой мой прах в глуби
моей Руси, где гульбища коровьи,
где небо землю молит «Не убий».

Поэтов русских помни и люби,

клади их сны в ночное изголовье, —
они полны духовного здоровья,
как русский лес и лето на Оби.

Храни наш рай во свете и в тиши,

но то, что есть, былым не заглуши
и новых дружб тоской не охлади ты.

Люби живых, с кем жизнь тебя свела,

и будь сама любима и светла,
с душой Христа и телом Афродиты.

                        42

^{354}Издавнилось понятье «патриот».
Кто б не служил России, как богине,
и кто б души не отдал за народ?
Да нет ни той, ни этого в помине.

Прошли как жизнь. Дурак о них не врет.

Колокола кладбищенской полыни
поют им вслед, печалясь, как о Риме,
грустит турист у вырытых ворот.

Народ — отец нам и Россия — мать,

но их в толпе безликой не узнать,
черты их стерлись у безродной черни.

Вот что болит, вот наша боль о чем, —

к моей груди прильнувшая плечом, —
а время все погромней, все пещерней.