Собрание стихотворений

Трущобный двор.
                         Фигура на углу.
Мерещится, что это Достоевский.
И ходит холод ветреный и резкий.
И стены погружаются во мглу.
Гранитным громом
                           грянуло с небес!
Весь небосвод в сверкании и в блеске!
И видел я, как вздрогнул Достоевский,
как тяжело ссутулился, исчез.
Не может быть,
                      что это был не он!
Как без него представить эти тени,
и странный свет,
                        и грязные ступени,
и гром, и стены с четырёх сторон?!

Я продолжаю верить в этот бред,
когда в своё притонное жилище
по коридору,
                  в страшной темнотище,
отдав поклон,
                    ведёт меня поэт…
Он, как матрос, которого томит
глухая жизнь в задворках и в угаре.
— Какие времена на свете, Гарри!..
— О! Времена неласковые, Смит…

В моей судьбе творились чудеса!
Но я клянусь
                  любою клятвой мира,
что и твоя освистанная лира
ещё свои поднимет паруса!

Ещё мужчины будущих времён,
(да будет воля их неустрашима!) —
разгонят мрак бездарного режима
для всех живых и подлинных имён!

…Ура, опять ребята ворвались!
Они ещё не сеют и не пашут.
Они кричат,
они руками машут!..
Они как будто только родились!
Они — сыны запутанных дорог…
И вот,
        стихи, написанные матом,
ласкают слух отчаянным ребятам,
хотя, конечно, всё это — порок!..

Поэт, как волк, напьётся натощак,
и неподвижно,
                     словно на портрете,
всё тяжелей сидит на табурете.
И все молчат, не двигаясь никак…
Он говорит,
                что мы — одних кровей,
и на меня указывает пальцем!
А мне неловко выглядеть страдальцем,
и я смеюсь,
                 чтоб выглядеть живей!

Но всё равно опутан я всерьёз
какой-то общей нервною системой:
случайный крик, раздавшись над богемой
доводит всех
                   до крика и до слез!
И всё торчит:
в дверях торчит сосед!
Торчат за ним
                     разбуженные тётки!
Торчат слова!
Торчит бутылка водки!
Торчит в окне таинственный рассвет.

Опять стекло оконное в дожде.
Опять удушьем тянет и ознобом…
…Когда толпа
                    потянется за гробом,
ведь кто-то скажет: "Он сгорел… в труде.'

Ленинград,

1-9 июля 1962

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

ЛЕСНОЙ ХУТОРОК (идиллия)

Я запомнил, как чудо,
          тот лесной хуторок.
Хутор — это не худо:
          это мир, не мирок!

Там, в избе деревянной,
          без претензий и льгот,
так, без газа, без ванной
          добрый Филя живёт.

Филя любит скотину,
          ест любую еду.
Филя ходит в долину,
          Филя дует в дуду!

Мир такой справедливый,
          даже нечего крыть…
— Филя, что молчаливый?
          — А о чём говорить?..

Ленинград,

1960

ЛИРИКА (1965 г.)

РОДНАЯ ДЕРЕВНЯ