И эти здесь! Потомки Мильтиада!Метр с небольшим, сюда включая штык.Недаром им большущий «большевик»Мерещится где надо и не надо.И торговать же Мильтиад привык!В любом подсумке два аптечных склада, –Сплошь кокаин. Таких и бить — досада.Ну и пришли «дванадесять язык»!Но быстро гаснет выгодное лето;Исчерпаны запасы «марафета»,И близится январский Марафон.Но бегать с ношей умным нет охоты,Да и к чему? И каждый батальонУспел свои продать нам пулеметы.
1920 (29.I.1937)
«Здесь пир чумной; здесь каша тьмы и блеска…»
Здесь пир чумной; здесь каша тьмы и блеска;Смесь говоров; визг, хохот, плач и брань;Мундир, голландка, френч, юбчонка, рвань,Фуражка, шляпа, кепи, каска, феска.А там — дворец вознес над морем резкоСвоих колонн дорическую грань.Что там сейчас? Военный суд? Железка?Иль спекулянт жмет генералу длань?Уставя желтых глаз камер-обскуры,Толпу пронзает академик хмурыйИ, в дрожи сев, чеканит: «Во дворец!»И липнет некий чин к нему, как сводня, –Бочком… О чем поговорят сегодняЛандскнехт продажный и поэт-мертвец?
1920 (29.I.1937)
ДОМ
(Диптих)
1
Столетний дом. Его фанариотВ античном стиле выстроил когда-то.Мавромихалис иль МаврокордатоОттуда воскрешали свой народ.Туда входил корсар эгейских водПопробовать на зубе вкус дуката, –Чтоб через месяц Пера и ГалатаПашам пронзенным подводили счет.Порою для него везли фелюгиТе зелья, что придуманы на юге,Чтоб женщину пьянить избытком сил.Порой там бал плыл на паркете скользкомИ Воронцов, идя с хозяйкой в «польском»,Взор уксусный на Пушкина цедил.
2
Теперь там агитпроп. Трещат машинкиСреди фанерных, сплошь в плакатах, стен;В чаду махры — мохрами гобелен;И заву — борщ приносят в грубой крынке.Сошлись два мира в смертном поединке;И слово правды, гаубицам взамен,Слетает с легких радиоантенн,Как радия бессмертные крупинки.Носящий баки (Пушкину вослед)Здесь, к символу камина, стал поэтИ думает, жуя ломоть ячменный,Что стих его — планету оплеснулИ, подавляя голос папских булл,Как брат грозы, стремится по вселенной!
1920 (1937)
«Когда свеча неспешно угасает…»
Когда свеча неспешно угасает,Торопит мысль и подгоняет стих, –Кладу перо, гляжу, как воск свисает,И тихо жду, чтоб огонек затих.И странная вдруг возникает радость:Не досказать и утаить хитроВсё то, о чем поет живая младость,Чем зыблется послушное перо.И вижу я, как смерть меня торопит.Не выскажу, лукаво промолчу.И пусть меня летейский мрак утопит,Как топит ночь и стих мой, и свечу.