Собрание стихотворений и поэм

А там – ваалейкум ассалам, Подарков разных не жалейте. Жених навстречу выйдет к вам И скажет – ассалам ваалейкум!

И что ж останется тогда Кази-кумухскому владыке? Скрипеть зубами от стыда Под ваши свадебные крики.

Пускай в затылке он скребет, Как тот охотник из рассказа, Которому достался кот, Хотя прицеливался в барса.

Об стол пусть бьется головой, Как парень, если верить в байку, Что вместо внучки молодой, Не разглядев, похитил бабку.

Но, хитрый выслушав совет, Собранье старцев загудело. Старейшины сказали: – Нет! Нам не подходит это дело.

Хоть мудрой эта речь была, Но не к лицу и не пристало В тряпье садиться на осла Прекрасной дочери Нуцала.

Пока злословят без причин, А уж тогда сживут со света. В Хунзахе, скажут, нет мужчин, И храбрецов в Хунзахе нету.

К тому же девушек других Хан захватить спокойно может, Но есть ведь матери у них И есть отцы и братья тоже.

Хоть план разумен и хитер, Не все рассчитано заранее: Как отдадим своих сестер В Кази-Кумух на поруганье?

У них ведь есть и стыд и честь, И со счетов нельзя убрать их, И право на защиту есть Со стороны отцов и братьев.

Да и у нас в груди – сердца, А не какие-то тряпицы. Готовы биться до конца, А перед ханом не склониться.

Или зазубрены клинки? Или дрожат коленки в страхе? На головах у нас платки Иль настоящие папахи?

Гони, Нуцал, ты хитрецов Подальше от ворот дворцовых, А слушай истинных бойцов, Сражаться за тебя готовых!

Нуцал в безмолвии внимал, Как старцы спорили, отважась. Два камня он в руках держал И как бы сравнивал их тяжесть.

Потом, в раздумья погружен, Оставив всех в недоуменье, В покои удалился он, Так и не высказав решенья.

Потом светильники задул, Аллаху на ночь помолился, И весь дворец, и весь аул Во тьму ночную погрузился.

Лишь водопады со скалы Вблизи уснувшего аула Гремели под покровом мглы, Сливая два протяжных гула.

О чем их давний разговор, Какие в нем и быль и небыль? О высях ли аварских гор, Плечами подперевших небо?

Или о горестной судьбе Племен враждующих кроваво? Иль, может, о самих себе И о своей судьбе неправой?

Близки, но все ж разделены… И жадно слушает округа. То ль вечно ссорятся они, То ли страдают друг без друга.

4

Пронесся слух по гребням скал И по всему Аваристану, Что думу думает Нуцал И днем и ночью непрестанно.

В большой беде Нуцалов дом. По горным тропам, по извивам Та весть попала чередом В Гидатль, аул вольнолюбивый.

В ауле этом жил Хочбар, С ним скрипка, сабля и отвага. Лишь их в друзья себе он взял, Без них Хочбар не делал шага.

И независим и удал Делами славными своими. Нуцал не понаслышке знал Его прославленное имя.

Бесстрашно ездил, где хотел, Не часто спал в своей постели, А песни, что себе он пел, Потом во всех аулах пели.

Не трепетал в родном краю Перед владыками нимало, И побеждал не раз в бою Отборных воинов Нуцала,

И гнал их яростно назад, Приехавших за сбором дани. Боялись все они подряд Его воинствующей длани.

От гидатлинцев много раз Он отводил лихие беды. О нем певцы, настроив саз, Слагали песни и легенды.

Набеги, быстры и дерзки, Он совершал в огне и громе, И потрошил он сундуки В Нуцаловом богатом доме.

Крал табуны, овец, стада Иль через окна, в дом врываясь, Он безо всякого стыда Богатых похищал красавиц.

За женщин выкуп брал Хочбар, А табуны, стада, отары Он гидатлинцам раздавал, Аульцам раздавал задаром.

А деньги на оружье шли: Клинки, винтовки для народа, Чтоб земляки его могли Свою отстаивать свободу.

Нуцал ни хитростью не мог, Ни силой сокрушить тот горный Свободы гордый островок Среди земель, ему покорных.

Хочбар немало снов прервал, Богатым смерть и горе сея. И обещал тогда Нуцал: «Храбрец, что голову злодея

В мешке Нуцалу принесет, Получит дорогую плату. Тотчас мешок кровавый тот Наполнят серебром и златом».

Но никакого узденя Приманки не прельстили эти. И снова белого коня Хочбар седлает на рассвете.

Услышал дерзкий удалец О ссоре злой Нуцала с ханом. И вот к Нуцалу во дворец Въезжает гостем он незваным.

Нуцал проснулся зол и хмур И подивился: что за притча! Так перед волком встал бы тур: Мол, вот и я – твоя добыча.

Связать! И вмиг схватили цепко. – Ага! Попался наконец! – И цудахарской крепкой цепью Опутан крепко молодец.

Конь уведен. Подругу саблю, Отняв, куда-то унесли, – Послушаем теперь, – сказали, – Что запоешь, повесели!

Запой, повесели, бродяга. – Но рассмеялся лишь абрек. – Чему смеешься ты, однако, В силки попавший человек?

Ты не взмахнешь крылами гордо, Ты не стряхнешь неволи с плеч. Уж два кинжала возле горла Готовы голову отсечь.

Сейчас конец наступит жалкий, У нас коротким будет суд. И голову твою на палке По всем аулам понесут.

– А я тому смеюсь, что утром, Когда я был уже в седле, Совет напутственный и мудрый Мне дали люди в Гидатле.

Смотри, сказали мне, хунзахцы Давно забыли уж про честь, Они трусливы, словно зайцы, На низкую способны месть.

Но я ответил, не поверю. Они обычай свято чтут. Как гостю, мне откроют двери, Почет, как гостю, воздадут.

Я не арканом ночью пойман, Не в плен захвачен на войне, Я сам приехал добровольно На белом собственном коне.