Что, лишь достигну высоты, Арбы не удержать. Помчится вниз. За ней и ты, Брат, вынужден бежать.
А впереди ревет река, Кружит водоворот. Нашелся все же перекат. Считай, что тот же брод.
Но делать нечего, тащи. Арбу-судьбу тащу. Ехидный голос: «Не взыщи!» А я и не взыщу.
Благодари судьбу, что так. Глянь, много ли вокруг Былых друзей? Кто канул в мрак, Кто другом слыл, – не друг.
Других и вовсе не сыскать В потоке бытия… Жестока, ночь, твоя тоска. Но нет, не сдамся я.
Печаль, ты хочешь песней стать Последнею моей? Нет! Сжаты намертво уста. Их разомкнуть не смей.
Умножить не хочу печаль Живущих на земле… Уже мне приоткрылась даль В туманной полумгле.
Меня спешите, кто охоч, Хулить, коря в грехах. Вдруг опоздаете? Помочь Не сможет и Аллах.
Я тайн с собой не унесу. Их нет, кроме одной: Никто не видел ту слезу, Уроненную мной.
Отец и мать. В тот скорбный час Я, глядя на детей, Подумал об ушедших вас. Смахнул слезу скорей…
– Где папа? – если спросят вдруг, – Уехал далеко! – Ответь, жена, мой верный друг, Хоть будет нелегко.
Ты не обманываешь. Весть Подам из-за морей: Вернусь весною я, как песнь, На крыльях журавлей.
Тебя ж молю, родная: прочь Печали ты гони… Но если станет вдруг невмочь, Слезинку урони.
Коварно ты, ночное вдохновенье: Твой жалкий плод – сие стихотворенье,
Какое настрочил я под диктовку Пустой обиды. Впрочем, вышло ловко.
Лист, испещренный желчными словами, Жил до утра, пока не стал клочками:
Я растерзал злобу с негодованьем Вполне святым, а также с упованьем,
Что свет мудрее тьмы. И это помнить надо. В душе осталась горькая досада.
Но счастье! Ты о том и знать не знаешь, На «подвиги» какие вдохновляешь.
Смеешься. Лишь взглянула с подозреньем На виноватый вид мой – след ночного бденья.
И пожалела: мол, творил! Бедняга… В камине пепел – гнусная бумага.
Я рассмеюсь в ответ. Как не бывало Обиды, что укоры диктовала.
Казалось мне: всю жизнь я плачу, Осиротевший, по отцу. Как жалки, как смешны удачи, Когда и сам идешь к концу.
Не вспомнить, чем я так казнился, Метался птицею в огне. Сегодня ночью мне приснился Отец. Он плакал обо мне…
Казалось мне: всю жизнь стенаю, Зову, осиротевший, мать. «Прости за все меня, родная!» Когда б ребенком снова стать.
Дай мне, Аллах, такую милость – Я верю, маму бы сберег. Сегодня ночью мне приснилась Мать: «Не печаль себя, сынок!»
ПОСЛЕ ОПЕРАЦИИ
Три дня за гранью бытия Мой дух витал… А плоть моя, В земной юдоли пребывая, Без чувств томилась, чуть живая.
Что видел «там»? Одно скажу: не рай. Безмолвием объят пустынный край. Спасибо, боль, что сердце мне пронзила. О, как чудесно воскрешенье было!
Открылся мне воистину в тот миг, Как в первый день, земли прекрасный лик. – А это что? – я вопрошаю память. – То радуга восстала над горами.
Я вопрошаю память вновь и вновь: – Зачем горю? – В тебе горит любовь! Лекарства нет от дивного недуга. И вспомнил я любимую и друга.
Как мог без вас и как вы без меня Могли прожить три бесконечных дня? Родиться снова – это ли не чудо?.. Но всяк ли рад вернувшийся «оттуда»!
Не сейчас я угас, не сейчас – В то проклятое жизни мгновенье, Как в конторских бумагах погряз. Нет поэту за это прощенья.
Дар Всевышнего – песенный пыл – Я транжирил, обнявшись с трибуной. О свиданье легко позабыл Я с любимой – прекрасной и юной.
С того дня много раз умирал, Славословя в стихах лиходея, Кто молитву мою отобрал. С чем предстану на Высшем суде я?
Как дитя, побрякушкам был рад, О расплате грядущей не ведал. За сиянье фальшивых наград Свою волю и молодость предал.
Не прошу я прощенья у вас. Знать бы, что за грехи рассчитался. Слез не лейте, что умер сейчас… Неизвестно, на свет ли рождался?
Вдруг грохот смолк. Я онемел, Еще объятый пылким жаром. Не слышать Бога – как я смел, Глупец, предавшись жалким сварам?
Аллах отверз уста свои, И был мне голос явлен строгий: «За верность дружбе и любви Тебе прощу сии пороки».
Что все, добытое тщетой: Блага, пустое самомненье? За чудо радости простой, Судьба, возьми свои даренья.
И вновь весть с неба снизошла, Меня насквозь пронзило дрожью: «Утешен будешь, что была Песнь у тебя, с молитвой схожа!»
Из цикла «КОЛЫБЕЛЬНЫЕ ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ»
КОЛЫБЕЛЬНАЯ В КРЕМЛЕ