Понимаешь,трудно говорить мне с тобой:в целом городе у вас — ни снежинки.В белых фартучках школьницы идут гурьбой,и цветы продаются на Дзержинке.Там у вас – деревья в листве…А у нас, —за версту, наверное, слышно, —будто кожа новая,поскрипывает наст,а в субботу будет кросслыжный…Письма очень долго идут.Не сердись.Почту обвинять не годится…Рассказали мне:жил один влюбленный радистдо войны на острове Диксон.Рассказали мне: был онне слишком смели любви привык сторониться.А когда пришла она, никак не умелс девушкой-радисткой объясниться…Но однаждыв вихре приказов и смет,график передачи ломая,выбил он:«ЦЕЛУЮ!»И принял в ответ:«Что передаешь?Не понимаю…»Предпоследним словом себя обозвав,парень объясненья не бросил.Поцелуйвосьмерками зашифровав,он отстукал«ВОСЕМЬДЕСЯТ ВОСЕМЬ!»Разговор дальнейшийбыл полон огня:«Милая,пойми человека!«Восемьдесят восемь!»Как слышно меня?«Восемьдесят восемь!»Проверка».Он выстукивал восьмерки упорно и зло.Днем и ночью.В зиму и в осень.Он выстукивал, покав ответ не пришло:«Понимаю,восемьдесят восемь!..»Я не знаю, может,все было не так.Может —более обыденно пресно…Только верю твердо:жил такой чудак!Мне в другое веритьнеинтересно…Вот и ямолчание не в силах терпеть!И в холодную небесную просиньсердцем выстукиваю тебе:«Милая!Восемьдесят восемь!..»Слышишь?Эту цифру я молнией шлю.Мчать ей через горы и реки…Восемьдесят восемь!Очень люблю.Восемьдесят восемь!Навеки.