Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

На том
         материке
твоя звезда горит.
На том
         материке
ты тоже —
материк!..
Постукивает дождь
по синеве окна.
А ты глядишь на дочь.
А ты сидишь одна.
Прохладно, как в лесу
в предутренней тиши…
Тебя я знаю всю.
(Не слушайте,
ханжи!)

Ты,

    как знакомый дом,
не требуешь
похвал.
Открыта,
            как ладонь,
понятна,
            как букварь…
Но так уж суждено:
и раз,
       и два подряд
взглянула ты,
и взгляд, —
как белое
            пятно!..

Ты

    тоже
          материк!
Разбуженная глубь…
Я вечный твой
                    должник.
Я вечный твой
Колумб.
Мне
      вновь ночей не спать,
ворчать на холода.
Мне снова
              отплывать
неведомо куда.
Надеяться, и ждать,
и волноваться зря.
И, вглядываясь
                    в даль,
вовсю вопить:
«Земля!!»
Намеренно грубя,
от счастья
             разомлеть.
И вновь открыть
тебя!
Открыть,
            как умереть.
Блуждать
            без сна и компаса
в краях
твоей земли…

И никогда

             не кончатся
открытия мои.

Кафе «Фламенго»

Кафе называлось, как странная птица, —
                                                       «Фламенго».
Оно не хвалилось огнями,
оно не шумело.
Курило кафе
и холодную воду
                      глотало…

Была в нем гитара.

Ах, какая была в нем гитара!
Взъерошенный парень
                              сидел на малюсенькой сцене.
Он был непричесан, как лес,
неуютен, как цепи.
Но в гуле гитары
                      серебряно
                                   слышались трубы, —
с таким торжеством
он швырял свои пальцы
на струны!
Глаза закрывал
                    и покачивался полузабыто…

В гитаре была то ночная дорога,

то битва,
то злая веселость,
а то
     колыбельная песня.
Гитара металась!
В ней слышалось то нетерпенье,
то шелест волны,
то орлиный
                рассерженный клекот,
зубов холодок
и дрожание плеч
                       оголенных.
Задумчивый свет
и начало
           тяжелого ритма…
Гитара
смеялась!
Гитара со мной
                    говорила.
Четыре оркестра
                      она бы смогла переспорить.

Кафе называлось,

                        как чья-то старинная повесть, —
«Фламенго».
Дымило кафе
и в пространстве витало…

А парень

            окончил играть
и погладил гитару.

Уже незнакомый,

уже от всего
                отрешенный, —
от столика к столику
с мелкой тарелкой
пошел он.
Он шел,
           как идут по стеклу, —
                                        осторожно и смутно.
И звякали деньги.
И он улыбался чему-то.
И, всех обойдя,
к закопченной стене притулился…

Я помню,

я помню все время
                         того гитариста!
Я чувствую собственной кожей,
как медленно-медленно
в прокуренном напрочь кафе
                                 под названьем «Фламенго»
на маленькой сцене
я сам коченею от боли.
Негромко
             читаю
                     стихи,
улыбаюсь.
А после
шагаю один
                посредине растерянной ночи.
От столика к столику.
Так вот.
С тарелочкой.
Молча.

Бензиновая колонка