Звенит гармоника. Летят качели.«Не шей мне, матерь, красный сарафан».Я не хочу вина. И так я пьян.Я песню слушаю под тенью ели.Я вижу город в голубой купели,Там белый Кремль — замоскворецкий стан,Дым, колокольни, стены, царь-Иван,Да розы и чахотка на панели.Мне грустно, друг. Поговори со мной.В твоей России холодно весной,Твоя лазурь стирается и вянет.Лежит Москва. И смертная печальЗдесь семечки лущит, да песню тянет,И плечи кутает в цветную шаль.1917* * *Тогда от Балтийского моряМы медленно отступалиПо размытым полям… ЗвездыЕще высоко горели,Еще мы победы ждалиНад императором немецким,И холодный сентябрьский ветерЗвенел в телеграфных нитяхИ глухо под тополямиЕще шелестел листвою.Ночь. Зеленые ракетыТо взлетали, то гасли в небе,Лай надтреснутый доносилсяИз-за лагеря, и под скатомРобко вспыхивала спичка.Тогда — еще и донынеМне виден луч синеватый, —Из мглы, по рядам пробираясь,Между смолкнувших пулеметов,Меж еще веселых солдат,Сытых, да вспоминающихПетербургские кабаки,Пришла, не знаю откуда,Царица неба — Венера,Не полярным снегом одета,Не пеной Архипелага,Пришла и прозрачною теньюУ белой березы стала.Точно сон глубокий спустилсяПокровом звездным. ПолусловомРечь оборвалась, тяжелеяРуки застыли… Лишь далекийЗвон долетел и замер. ТихоЯ спросил: «Царица,Ты зачем посетила лагерь?»Но безмолвно она гляделаЗа холм, и мне показалось,Что вестницы смерти смотрятТак на воинов обреченных,И что так же она смотрелаНа южное, тесное поле,Когда грудь земли пылалаЗлатокованными щитами,Гул гортанного рева несся,Паруса кораблей взлетали,И вдали голубое мореУ подножия Трои билось.1919* * *О мертвом царевиче ДмитрииИ о матери его, о стрельцамиЗарезанных в Кремле, быть может,О разбойнике, на большой дорогеУбитом в драке, о солдате,Забытом в поле, и дажеО тех, кто ветреной ночьюЦеплялись за мерзлые канатыТонущей «Лузитании»И, уже онемев, смотрелиНа темное, жадное море,Каждое утро и каждый вечер,И ночью, привстав на кровати,Кто-нибудь умоляет БогаПрощение дать и блаженство.Помяни же и человека,Который в Угличе не был,Убийц не просил о пощадеИ плеска Марны не слышал,И льдистых громад не видел,Но уже семнадцатой ночью,Не дыша и не двигаясь, в доме,Занесенном до крыши снегом,Смотрит на тихий месяцИ пересохшими губамиПовторяет имя Александра.1920* * *О, жизнь моя! Не надо суеты,Не надо жалоб, — это все пустое.Покой нисходит в мир, — ищи и ты покоя.Мне хочется, чтоб снег тяжелый лег,Тянулся небосвод прозрачно-синий,И чтоб я жил, и чувствовать бы могНа сердце лед и на деревьях иней.1920* * *