Сначала труднее всего
Джина окончательно перестала понимать, что делать. Ее сорокалетний сын Коди, наркоман еще с подросткового возраста, так и не съехал из ее дома (в отличие от мужа, который не выдержал накала страстей и сбежал много лет назад). Джина истощила все свои ресурсы, и финансовые, и эмоциональные, и физические, в попытках как-то контролировать Коди. Она оплатила три курса реабилитации, но ничего не помогло.
– Надо заставить его уехать, – сказала мне Джина, серая от усталости. – Но если я это сделаю, он навсегда перестанет разговаривать со мной. Или вообще умрет от передоза. – Она задумалась. – С другой стороны, если он останется, умру я.
Дженис была единственным чернокожим партнером в престижной юридической фирме. Наделенная острым, как меч, умом и, по-видимому, не знающая усталости, она с отличием окончила колледж, а затем работала над обзорами судебной практики и поднималась по карьерной лестнице быстрее всех за всю историю фирмы. Но когда мы с Дженис познакомились, она была без сил.
– Мне нужно работать идеально, чтобы ко мне относились вполовину так же хорошо, как к белым партнерам, – говорила она. – А белые юристы постоянно твердят мне, что моя раса – это «преимущество». Мне приходится быть милее, остроумнее и спокойнее всех вокруг, поскольку старые стереотипы никуда не делись. И стоит один раз оступиться – устать или допустить оговорку – все решат, что я лентяйка, зазнайка и вообще та черная женщина, которая занимает место кого-то белого. Я устала за всем следить. Устала притворяться, что это нормально.
У меня было много клиентов вроде Джины и Дженис, и все они размышляли о том, что будет, если они начнут говорить и вести себя по-настоящему цельно. Это всегда пугает. В предыдущей главе я попросила вас подумать, когда, где и с кем вы поймали себя на лжи или на неискреннем поведении. Что могло бы произойти в этих ситуациях, если бы вы подумали и сделали именно то, чего хотите на самом деле? Попробуйте высказать несколько предположений. Если вы подозреваете, что произошел бы взрыв и вас убило бы обломками, возможно, вы ошибаетесь. А возможно, и нет.
Скажем, вы погрязли в унылых отношениях с кем-то или застряли на нелюбимой работе, но боитесь раскачать лодку и утратить последнюю жалкую толику стабильности. Или вы пытаетесь монетизировать какой-то товар или услугу и ничего не получается – и вы знаете, что, если оплошаете, ваша фирма вылетит в трубу. Или вас замучили навязчивые флешбэки о сексуальном насилии со стороны обожаемого и уважаемого церковного авторитета, который к тому же приходится вам отцом. Как я начала подниматься в гору
Как и все, чей жизненный путь подводит их к подножию горы чистилища, я обнаружила, что отказ ото лжи привел меня прямехонько туда, где я абсолютно не понимаю, что теперь делать. С тем же успехом можно было бы таращиться на крутой обрыв в предгорьях Эвереста. Двигаться вперед было просто некуда. Единственное, что я продолжала делать благодаря встрече со светом (это, как я понимала в глубине души, было единственное, что могло мне помочь) – это продолжала Жить Без Вранья. Естественно, я сдерживалась и не выкрикивала свои неудобные истины на перекрестках. Но нередко на вопрос «Как дела?» отвечала тем, что меняла тему или с улыбкой говорила: «Как сажа бела. А у тебя?»
Как я выбиралась из своей ситуации, долгая история, которую я рассказала в другой книге (
Я пыталась растить детей, учить студентов, писать диссертацию, но постоянные навязчивые флешбэки выматывали последние силы. Мама, братья и сестры сначала вели себя честно и открыто, но вскоре стали твердить, что либо у меня «ложные воспоминания», либо я просто вру. Я попыталась рассказать обо всем двум ближайшим друзьям, тоже мормонам. Они отнеслись ко мне с сочувствием, но заявили, что я, конечно, должна держать язык за зубами ради защиты церкви. Вскоре после этого один из них покончил с собой.
Я часами ездила на машине по горам, слушала музыку и плакала, а дети были пристегнуты в креслах сзади. Я боялась, что травмирую нежную детскую психику, заставив их столько времени торчать в фургоне и глядеть, как их мать за рулем все сильнее расклеивается. К счастью, из них выросли прекрасные, любвеобильные люди, знающие наизусть огромное количество душераздирающих сентиментальных баллад девяностых.