— Э-э-э… Что-то я запутался, деда. Разве Кощей не хочет всех ограбить, поубивать, а сам сеть в Лукошкино и Русью править?
Дед залился хохотом.
— Ой, внучек, ой, уморил! Ой, не могу больше!
— Ну чего ты, Михалыч? — слегка обиделся я. — Чего ты ржёшь, как та белая кобыла Гороха? Ты объясни лучше.
— Звиняй, внучек, — вытирая слёзы, кивнул дед. — Ить верно, ты же у нас недавно, всего и не понимаешь поди.
— Вот и объясни.
— Феденька, внучек, вот ты сам посмотри. Вот хотел бы Кощей Гороха скинуть, а сам на его место сесть и править, трудно бы ему это далось?
Я задумался, а потом покачал головой:
— А знаешь, Михалыч, а ведь совсем не трудно. Пока мы тут в Лукошкино были, у Кощея сто способов было переворот устроить. Тут же шамаханы, как у себя дома по городу ходят. А еще личины. Вон Калымдай на самом деле царя скинул, а разоблачили его, когда он сам это разоблачение подстроил. Ничего не понимаю…
— Вот! — дед поднял вверх палец. — А ты еще подумай, зачем Кощею-то это надо — править сидя тут?
— Ну, деньжат срубить, власть опять же.
— Ой, да не смеши, Федька! Что у батюшки нашего власти мало? Да он почитай всем нашим царством-государством правит. Только не как Горох, а скрытно, тайно.
— А так бы открыто правил.
— А оно ему надо? Сидеть днями на троне законы придумывать, ломать голову как бы налоги новые посчитать, чтобы и народ не прижать сильно и казне прибыток был? А вдруг война какая? Надо иттить на ворога, землю свою защищать. А засуха или потоп или, спаси господи, мор какой приключится? Это же обо всём ему, Кощеюшке придётся озаботитьси. О государстве, о подданных. А не будет заботиться, кто ему тогда налоги платить будет? Вот и получается, что в своем тайном царстве он куда как проще живёт. Да и богаче.
— Хм-м-м… Знаешь, дед, а я как-то с такой стороны и не смотрел на всё это.
— И Кощею и Гороху нужно сильное, богатое царство. Тут они соратниками становятся, ежели какой ворог на их землю позарится.
— Ну да, верно. А богатое население и грабить выгоднее, да и доля воровская к Кощею больше поступает.
— Верно, внучек. О, затихать вроде пальба стала, а?
Действительно, пушки уже замолчали, да и пищальные выстрелы становились всё реже. У ворот столпилась конница, а позади её уже выстраивались и пешие войска.
— Ага, внучек, сейчас на Орду бросятся. Тут-то и нам не зевать надобно, за ними и мы прошмыгнём.
— А ну пропусти! — заорал кто-то у ворот.
— Царя, царя пропусти! — поддержал другой голос.
И верно, на своей белой лошадке, матерясь и размахивая саблей, Горох пробивался в первый ряд. Бояре висли на нём, завывая, а он только отпихивал их ногами и вскоре, достигнув ворот, заорал:
— Открывай ворота! Открывай к ядрёне фене!
Ворота натужно заскрипели и конная рать начала выливаться из них на простор, а за конниками побежали и пешие воины, а за ними подхватились и мы с Михалычем.
— Ура-а-а!!! — орал Михалыч с подскакивающим мешком на спине.
— Бей шамахан, пособников империализма! — вторил я ему.
Метров сто мы так бежали за ратниками, а потом стали задыхаться и остановились.
Едва переведя дух, я закинул руку Михалыча себе на шею и потащил его в сторону леса.
— Не умирай, дед! Только не умирай! — орал я во всё горло. — Сейчас до леса добежим, я тебе подорожников нарву, рану прикрою! Держись! Ты только держись, а то твоя бабка и меня тогда прибьёт!
— Да ну тебя, Федька! — хрипел Михалыч. — Не смеши, паразит! Мне же рожу страдальческую крючить надо!
Короче, улизнули мы из города. Никому до нас дела не было, все Орду воевали. Орде воевать было явно не с руки и шамаханы развернувшись, рванули от Лукошкино в родные свои степи. А мы зашагали на встречу с Горынычем.
Помните, я рассказывал, как по буеракам с поляны добирался? Ну, так и обратный путь, на поляну был не лучше. Нет, живая природа это все-таки не моё.
Змея на поляне не было, а были только тучи комаров и черный круг выжженной травы от того памятного костра, когда Калымдай давал спектакль затаившемуся в кустах участковому. Пока дед мазал меня вонючей мазью от комаров, я вдруг подумал, что этот вот костер он же всего пару-тройку дней назад был, а кажется, будто давным-давно. Столько всего произойти успело за эти дни…
С неба вдруг кто-то сказал «Гав». Нет, не так, вот так: «ГАВ!!!».
Я подпрыгнул на метр в высоту не меньше, а Михалыч вскочил, держась за сердце:
— Горыныч, твою чешуйчатую маму! Ну, какого ты подкрадываешься, нечисть трёхглавая?!
Крайне довольный собой, Змей плавно и совершенно беззвучно опустился на поляну и уставился на нас всеми тремя парами глазищ:
— Хорошо получилось, а? Мы три дня тренировался так подкрадываться.
— Тьфу! — только и сказал дед.
— О, прошёл зуб? — я вдруг заметил, что у средней головы исчезла повязка, а сама она просто светилась от счастья.
— Ага! — средняя распахнула пасть и потыкала когтём в большую дырку от зуба. — Во! Шмотри!
— Ну, куда ты грязной лапой-то! Занесешь инфекцию, полчелюсти потом вырубать придётся.
Средняя испуганно отдёрнула лапу, а крайние головы неодобрительно покосились на неё.
— А где наша Марселина? — пробасила правая.