— Участковый, наверное, какую-нибудь каверзу демонам придумал, — догадался я. — Ну, чего там дальше происходит? Ничего не видно…
— Маляры те убежали, а в забор вся милиция полезла.
— Ага, вижу.
Несколько фигур двигались теперь в другую сторону, от забора, к кирхе. Дверь церкви закрылась и… всё. Снова тишина и ничего не видно.
— В засаду залегли, небось, — предположил Михалыч.
И снова тягостное ожидание.
— Машку нашу вижу, — вдруг пробормотал дед. — С послом из-за угла дома выглядывают.
— Не попались бы…
Дед вдруг толкнул меня в плечо:
— Идут, внучек! Началось!
— Где?
— Да вон же! Десяток целый шагает. И пастор, кажется, впереди. Ага, точно он злыдень.
Верно. Шесть фигур в монашеских одеждах с капюшонами на головах шли за низенькой фигурой, пастор, надо полагать. А сзади них еще три фигуры, как мне показалось, обнаженные по пояс, тащили… ну не видно и всё тут! Что-то тащили, короче.
Все они зашли в кирху, закрыли за собой дверь и опять тишина. Но ненадолго. Сначала тихо, а потом, по нарастающей всё громче и громче, раздалось заунывное пение на неизвестном мне языке.
— Готовь костыль, — тихо сказал дед.
— О, Вельзевул! — донеслось из кирхи. — Явись нам!
Громадная тень возникла в кирхе, загораживая и так едва светящиеся окошки.
— Тудыть твою, — вскликнул дед. — Машка! Посол! Ох, ща бабабхнет…
Бабахнуло так, что у меня заложило уши, а колокола над головой встревоженно загудели. Ослепительная вспышка снесла двери кирхи и в проеме показалась высокая фигура посла, державшая в одной руке пистолет, а в другой фамильный рыцарский меч.
Прокричав что-то явно немецко-матерное, посол пульнул вглубь церкви из пистолета и ринулся внутрь, занеся меч над головой. Зазвенело железо, послышались крики, звуки борьбы и вдруг немецкая церковь осветилась изнутри ярким чистым светом, освещая всё и снаружи.
Дед сорвал повязку и наскоро протирал глаза:
— Смотри, внучек, смотри!
Из дверей кирхи, с трудом протискиваясь, лезла наружу огромная муха, размером с быка!
— Он это! — заорал дед. — Вельзевул!
«Ни хрена себе, насекомая», — мелькнуло в голове и я, приподняв костыль, прицелился в муху, которая вдруг, будто от хорошего пинка вылетела на волю.
А только ничего не произошло. Ну, у меня не произошло. Костыль обычной палкой мирно лежал в моих руках. Я подергал за перекладину, потряс им, ничего!
А вот перед церковью события разворачивались с непостижимой быстротой.
Муха, басовито жужжа, замахала крыльями и только начала подыматься вверх, как с крыши кирхи в неё врезалась какая-то темная фигура. Муха покачнулась, от удара её откинуло к земле, но она быстро оправилась и, махнув огромным крылом, задела тоненькую фигурку рассекающую воздух рядом. Фигурка от удара безвольно отлетела куда-то в сторону и исчезла во мгле.
— Машка! — захрипел дед. — Пуляй, внучек! Прибей заразу демоническую!
— Да не стреляет костыль, скотина!
Я дергал костыль так и сяк, нажимал на все выступающие стручки и неровности. Ничего! А гигантская муха уже начала медленно и величественно подыматься в воздух.
— Уйдет же! — заорал я. — Михалыч, уходит, гад!
— А ну-ка целься, — раздался рядом со мной спокойный голос деда.
Я машинально подчинился, прицелившись в Вельзевула и ведя за ним кончиком костыля как стволом винтовки за движущейся мишенью.
— Патэр ностэр, кви эс ин цэлис, санктифицэтур номэн туум. — Раздался над головой торжественный голос моего деда. — Фиат волюнтас туа сикут ин цэло эт ин тэрра. Панэм нострум квотидианум да нобис одиэ.
Муха продолжала подыматься, достигнув высокой крыши кирхи, увенчанной остроконечной башенкой.
— Эт потэстас, эт глориа ин сэкула.
— Скорее, дед, — прошептал я.
А Михалыч, подытожив торжественно и громко: — Амен, — размашисто перекрестил костыль.
И тот, задрожав у меня в руках, как-то напрягся и вдруг из него вылетел яркий ослепляющий зеленый луч и ударил прямо в муху!
Вельзевул заорал так, что загудели колокола, а уши у меня заложило, будто я стоял рядом с взлетающим реактивным самолетом. Луч из костыля впивался в демона еще пару секунд, а потом просто исчез и муха рухнула на землю, как-то сразу всосавшись в неё черным дымом.
— Гиперболоид инженера Гарина, — ошарашенно пробормотал я.
— Всё, внучек, — дед был спокоен, как Агриппина Падловна, сдавшая финансовый отчет за квартал. — Валим отсюда, сейчас набегут.
Он взял костыль, упаковал его в футляр и засунул в свой кошель:
— Пошли-пошли.
Мы ринулись вниз по крутой лесенке, и как я себе не свернул шею, не знаю. Тоже, наверное, чудо было.
— Деда, а что ты там напевал не по-русски? — отдышиваясь спросил я, когда уже на улице Михалыч вешал замок обратно на дверь колокольни.
— Дык Отче наш же, — удивился дед. — Али не понял?
— Не-а. Не разбираюсь я в молитвах. А чего не по-нашему?
— Федька, ну в кого ты у меня такой глупый? Костыль католический? Вот я на латыни и прочитал да и перекрестил на ихний манер. Оно и того…
— Ну, дед… Орёл ты у меня!
— А то! Куда ты рванул? В слободу пошли.
— Зачем? Бежим в гостиницу.
— А Машка?
Ой. Вот же я скотина. Забыл совсем о нашей героической вампирше.