Ой, мама, роди меня обратно! Змей стрелой понесся в небо, я еле успел ухватиться за чешуйки, а уж перегрузочки были… Не пойду я в космонавты. Хотя в детстве и мечтал.
Всего за несколько секунд Горыныч пробил облака и теперь под нами простилалось белое пушистое одеяло из пара, полностью закрывшее землю.
– А как же вы с зубом-то вопрос решили? – спросил я, заводя беседу с целью скрасить долгую дорогу.
Правая голова басом хохотнула, а левая развернувшись ко мне, заговорила фальцетом:
– А мы в Иерусалим летал.
– Понятно. Израильские врачи и в моём мире считаются лучшими.
– Лекари? Ни одного не видели.
– А зачем тогда летал?
– А там опять рыцари в очередной поход пошли гроб господень отвоёвывать, вот нас сарацины и позвали на подмогу за мешок золота.
– И десять баранов! – добавила правая и облизнулась.
– Где те бараны? – вздохнула средняя. – Ни одного мне не перепало.
– Зубы надо регулярно чистить! – рявкнула правая.
– С сарацинами всё понятно, – кивнул я, – а с зубом-то что?
– Об рыцаря сломал, – хихикнула левая. – Куснул со злости, а зуб хрясь! и нет его.
– А чё он гад кулаком меня в глаз тыкал?! – возмутилась средняя. – А кулак, между прочим, тоже железный!
– Понятно. Только ты всё равно несколько дней пополоскай ромашкой, там, или шалфеем, а то заразу запросто подцепишь.
– Понятно?! – зарычала правая, косясь на среднюю.
– Да, понятно, понятно…
– А ты, значит, и наёмничеством пробавляешься? – спросил я.
– А что делать? – вздохнула правая.
– Жить-то надо, – подтвердила левая.
– Хотя и лень, – зевнула средняя.
– Ну и не воевал бы. Мало тебе в лесах кабанов да лосей? С голоду бы уж не помер.
– А денежки, золотишко? – удивилась правая.
– А зачем тебе деньги? На базар ходить?
– Нравится, – лаконично ответила левая.
– Мы на старость коплю, – пояснила средняя. – Выйдем на пенсию, буду валяться на горе золота и бока о него чесать. Знаешь, как здорово?!
– Не знаю.
– А ты попробуй!
– Обязательно. Выйду на пенсию, сразу пойду чесаться.
– Мы бы давно уже гору накопил, – вздохнула левая. – Да делиться золотом приходится.
– С Кощеем?
– Кощей небольшую долю берет, справедливую. – Голова помолчала немного, а потом со вздохом добавила: – Другому Змею мзду непосильную отдаём.
– Гад! – рявкнула правая.
– Собака сутулая с крыльями! – поддержала средняя.
– Немчура поганая! – подвела итог левая.
– Не понял… Еще один Змей Горыныч существует что ли?
Головы зарычали и одновременно сплюнули огненными шарами.
– Повадился тут один на нашу голову на Русь залётывать, а потом и вообще, гнездо себе тут свил на горе, – пожаловалась левая.
– Да ещё, скотина блохастая и нашим именем прикрывается! – возмутилась правая.
– Сожрёт кого или девицу умыкнет, а царь на нас стрельцов натравливает, – пыхнула дымом средняя. – А мы тут и ни причём вовсе.
– Так вы бы ему рога обломали бы!
– Обломаешь ему… – вздохнула левая.
– Здоровый, гад, – подтвердила правая.
– А Кощею не жаловались?
– Говорит, терпи, мол. Время придёт, найдём и на него управу.
– Да, дела… – посочувствовал я, удивляясь сложностям змеиных разборок.
– А мы что? Мы терплю…
– А чего еще делать остаётся?
Голоса отдалялись, становились тише, глазоньки мои слиплись и я заснул.
А снилось мне, будто стою я на мостике звездолета «Энтерпрайз», бороздящего просторы вселенной, кручу самый настоящий штурвал как на древних парусниках и курю трубку. Рядом подпрыгивает от нетерпения Дизель и просит тоненьким голоском «Дай покрутить! Ну, дай!». В капитанском кресле сидит Маша и, изредка отрываясь от книги, командует:
– Право руля, мон шер! Так держать!
Дым из трубки заволакивает мостик, но тут распахивается окошко, натуральное такое, резное как в избах, в него просовывается голова Горыныча и говорит басом:
– Подлетаем!
Ну, вот. Разбудил. А звёзды там были красивые.
Горыныч прошёл густое облако и я увидел внизу свой дом – Лысую гору. Ну, да, дом. А другого у меня и нет теперь.
Я попрощался с Горынычем, опять строго-настрого наказав средней голове полоскать зубы и развернулся ко входу во дворец. Уже стемнело и я не сразу увидел, что меня тут, оказывается, встречают.
Мой бесовский спецназ всем своим составом из двадцати человек, тьфу ты, бесов, в две шеренги стоял на коленях, опустив головы и выставив рога. Посередине, так же на коленях, стоял Аристофан с самым жалобным выражением на поросячьей морде.
Я опешил. Утро стрелецкой казни, блин.
– Ты чего, Аристофан?
– Не вели казнить, батюшка Статс-секретарь! – Заголосил он, читая по бумажке заранее заготовленную речь. – Не виноватые мы, господин генерал-поручик! Не своею волею пошли мы на это злодеяние, а токмо по приказу царя нашего, Кощея Ужасного!
– А, так и вы к поломке компьютера лапы приложили?
– Не, босс, – Аристофан помялся. – Мы и близко к нему, в натуре не подходили.
– Ну а чего тогда спектакль тут разыгрываете? Встали и марш в казарму!
Бесы поспешно и, как мне показалось, радостно вскочили и умчались вниз по проходу, а Аристофан поднялся, но остался со мной, переминаясь с ноги на ногу.
– Ты, это, босс… Мы и правда, тут ни причем. Кощей, он знаешь, какой конкретно страшный бывает? Зашугал нас в момент. Ну, мы и…