Собственная жизнь - это клад

Через три года Твардовский случайно навестил Рыбакова на его даче в Переделкине. Выпили. Снова похвалив "Детей Арбата", сказал: "Солженицын активнее вас, он деятель, такой он человек, и таким его надо принимать. А мы с вами другие. Может, поколение другое, может, закалка не та. Моя мать тоже была в ссылке... А отец, тот был в бегах... Мои родители вон где были, а я стихи про колхозы сочинял... И не знал, что будет со мной."

В свое время Гроссман передавал мне некоторые слова самобичевания Твардовского, но такой покаянной горечи - "а я стихи про колхозы сочинял"..., как в беседе с Рыбаковым, в них не было.

Нельзя сказать, что Твардовский страдал скромностью. В одной беседе со мной он по-человечески сочувственно, но свысока отозвался о Мандельштаме и Пастернаке. Во время совместной поездки в Италию сказал Заболоцкому: "Надоело мне быть первым парнем на деревне". Заболоцкий не удержался от улыбки - и увидел обиженное лицо собеседника. Читая разговор с Рыбаковым, я подумал, что Твардовский сильно изменился под влиянием встречи с Солженицыным. Этот рязанский школьный преподаватель математики, вероятно, бедно одетый, всем своим обликом, отвагой, прежде всего, гениальностью "Одного дня...", против своей воли, конечно, заставил Твардовского усомниться в правильности своей литературной жизни, в служении своему большому таланту.

Идут годы, "Дети Арбата" все еще в утробе письменного стола, Рыбаков пишет новый роман: "Тяжелый песок".

Один одаренный, с хорошим пером, литератор, еврей, никогда не испытывавший религиозного чувства, недавно, следуя моде, крестившийся, как-то спросил меня:

- Кто у вас Мессия - человек или Бог?

Я ответил: "У нас, в Ветхом Завете, священном и для христиан, Мессия, Мешиах - человек. А у вас?"

Русский писатель Рыбаков никогда не забывал о своем еврействе. Он написал много повестей и романов, приобретших большую популярность и на родине, и за ее рубежами. Я уверен, что он надолго останется в литературе как создатель "Детей Арбата" и "Тяжелого песка". А ведь хорошо как-то сказал Корней Чуковский: "В литературу трудно попасть, еще труднее в ней задержаться и почти невозможно в ней остаться. Рыбаков останется".

Название "Тяжелый песок" взято из Библии, из книги Иова: "Если бы была взвешена горесть моя, и вместе страдания мои на весы положили, то ныне были бы они песка морского тяжелее".

Удачливый, широко известный автор впервые понял, как трудно у нас напечатать не беллетристику, пусть увлекательную и честную, а истинно художественную вещь, чуждую политическому направлению тоталитарного государства. "Тяжелый песок" отклонили новый (после Твардовского) "Новый мир", "Дружба народов". Напечатал отважный Ананьев в "Октябре". Как всегда, были потребованы купюры, поправки. Рыбаков скрепя сердце шел на уступки. Один персонаж романа был расстрелян как "враг народа". Теперь Рыбакову пришлось бросить его под поезд. Антисемитские листовки с текстом из Достоевского, которые немцы разбрасывали на фронте, теперь снабжались текстами из Кнута Гамсуна. Цифра уничтоженных фашистами евреев - шесть миллионов - государством запрещалась. Преодолев сопротивление редакции, Рыбаков - впервые в нашей стране - назвал эту цифру в своем романе. Были и смешные придирки. Один из персонажей романа родился в Цюрихе. Но в это время мы узнали книгу Солженицына "Ленин в Цюрихе". Пришлось, по требованию редакции, заменить Цюрих Базелем. Но когда роман вышел отдельным изданием, Рыбакова пригласили в ЦК КПСС. Цекистский чиновник прочел по бумажке замечания "серого кардинала" Суслова, касающиеся романа. Оказалось, что некий профессор написал в ЦК письмо, сообщая: "Тяжелый песок" - роман сионистский. Не случайно главный герой романа родился в Базеле, где происходил первый сионистский конгресс". Вряд ли Рыбаков об этом знал. Как трудно сделать героя родившимся в Швейцарии: Цюрих плох, а Базель и того хуже.

Читательский успех "Тяжелого песка" был оглушителен. Множество писем прислали автору русские, украинцы, белорусы и, конечно, евреи, писали люди, уцелевшие в лагерях уничтожения, в гетто, дети, потерявшие родителей, родители, потерявшие детей.

Советская печать роман замолчала. Но на Западе публикация "Тяжелого песка" рассматривалась как "поворот Кремля в еврейском вопросе". Роман был издан в 26 странах. Заголовки статей в большой, многоязыкой прессе: "Роман поворачивает душу", "Долгое молчание разбито", "Еврейская семейная сага", "Высокая песня любви", "Семейная хроника, продолжающая старую русскую традицию", "Сильный одинокий плач", "Советским людям нравится еврейская сага".

Окрыленный успехом, Рыбаков предложил "Детей Арбата" редактору "Октября" Ананьеву. Восторг и отказ. Предложил "Дружбе народов", редактору Баруздину. Ответ: "Сразу же поздравляю, это не "Кроши" и даже не "Тяжелый песок", это намного выше и серьезнее... Все поразительно точно, достоверно и весомо... Это прекрасно..." И все же роман "категорически не устраивает".