Собственность и процветание

В столетия, последовавшие за норманнским завоеванием, английское общее право ввело в жизнь ряд ключевых новшеств. Закон был превыше всего, и предполагалось, что сам король и правительственные ведомства сообразуют свои действия с правилами, устанавливаемыми в судах. Вопросы о факте решали присяжные. Самым важным было то, что право представляло собой не столько набор принципов, сколько растущую совокупность обстоятельств, открываемых при разбирательстве конкретных дел. Оно было полем деятельности практикующих юристов, а не философов и возникало в зале судебных заседаний, а не на юридических факультетах. Решения основывались на конкретных обстоятельствах дела, которые выявлялись в ходе слушаний, и всем было понятно, что ими будут руководствоваться суды в дальнейшем, принимая решения по сходным случаям: судьи должны были считаться с прецедентами. В границах этой системы оставались неизменными многие из принципов, которыми руководствовались римские судьи при решении споров о собственности. Но представавшие перед судьями и присяжными участники судебных прений – истцы, ответчики и свидетели – не умещались в рамки старого разделения по статусу. Все люди считались равными перед законом. Это не только отвечало требованиям естественного права, но имело существенные экономические последствия. Новое равенство перед законом стимулировало свободу заключения договоров и развитие экономики обмена. Передача собственности все в большей степени шла «по горизонтали» – от продавца к покупателю и все меньше «по вертикали» – от отца к сыну. Поскольку предпринимательские способности не передаются вместе с богатством, распределение богатства в обществе стало более демократичным. Оно не столько наследовалось, сколько было вознаграждением труда и изобретательности.

Глава 5. Римляне и сельские жители

Первый расцвет системы частной собственности имел место в греко-римском мире. Кому-то подобное понимание древней цивилизации может показаться чрезмерно материалистическим, но утверждение собственности, которая в римском обществе получила большее развитие, чем где-либо еще, создало принципиально важные зоны частной жизни, в которой смогли расцвести свобода и индивидуализм. Частная собственность способствовала появлению богатства и досуга, что открыло для граждан Рима и Греции возможность заниматься литературой, философией и искусствами. Еще один момент, мало изученный историками античности, состоит в том, что частная собственность была стимулом к накоплению богатства, а это богатство дало римским легионам относительное военное превосходство над соседями и соперниками. «До этого ни одна правовая система не знала понятия безусловной частной собственности, – пишет историк Перри Андерсон. – В Греции, Персии или Египте собственность всегда была “относительной”, то есть обусловленной высшими или дополнительно обеспеченными правами других властей или сторон»[133]. В античные времена была чем-то новым идея, что принципы права выше, чем власть и сила, что справедливость «слепа» и (в идеале) не взирает на лица. По ту сторону римских границ царили либо коллективистская тирания, либо полуголодные общинные структуры. Гиббон в своей книге «История упадка и разрушения Римской империи» замечает, что в Римской империи идеально прямые дороги были проложены «почти без оглядки на природные препятствия или право частной собственности»[134]. Прямизна дорог может навести на мысль о торжестве авторитаризма. Но там, где прокладывались эти дороги, вряд ли существовала частная собственность. В «Галльской войне» Юлий Цезарь отметил, что ни у кого из германцев «нет определенных земельных участков и вообще земельной собственности»[135]. Неспособные создавать богатства своими силами, такие государства создавались прежде всего ради ограбления соседей. Египетские цари до-римского периода были монопольными собственниками всей земли, которую небольшими участками сдавали в аренду закабаленным крестьянам. На Востоке азиатские цари обладали неограниченной личной властью; здесь царил азиатский деспотизм, характеристику которого дал Монтескье, а позднее проанализировал Маркс[136]. Во многих случаях монарх объявлял себя владельцем всех земель своего государства. Монтескье отмечал, что земледелием пренебрегали, разоряли промышленность и ничего не поправляли и не улучшали. Из земли извлекали все и ничего не возвращали ей обратно: «Там все запущено, везде пустыня». Но при таких режимах существовало своего рода равенство – все подданные были равно угнетены. В таких деспотических государствах, пишет Монтескье, «нет законов, там сам судья – закон»[137].